Всё идет не по плану. Профессор Липсиц о том, как ручное управление хоронит российскую экономику

Как Россия полюбила ручное управление

Ручное управление — это ситуация, когда воздействие на экономические процессы в стране происходит не путем создания общих для всех и постоянных правил, а за счет внезапно принимаемых экстренных решений, призванных справиться с неожиданно проявившимися проблемами. В России ручное управление как элемент общей системы постепенно внедрялось начиная с нулевых годов, однако с начала пандемии коронавируса всё больше нарастало и становилось системным фактором функционирования всей национальной экономики.

Именно таким способом в 2022 году гасилась паника на российском валютном рынке. А в 2023-м пришлось наблюдать, как правительство спешно справлялось с проблемой дефицита и подорожания моторного топлива. Благодаря экстренным решениям, вплоть до запрета экспорта, эти трудности получилось решить довольно быстро. Правда, стоит отметить, что правительство само создало эту ситуацию, сократив размеры демпфера по моторному топливу и, соответственно, нарушив стандартный регламент, действовавший последние годы.

В ручном режиме было принято решение Минфина сэкономить на этом демпфере ради получения в бюджет дополнительных 30 млрд рублей в месяц. Рынок моментально отреагировал — летом оптовые цены на бирже резко пошли вверх и возникла, а потом и реализовалась угроза дефицита топлива на внутреннем рынке из-за увеличения его экспорта. В итоге пришлось, опять же в ручном режиме, быстро гасить рукотворный кризис: вводить запрет на экспорт дизеля и бензина из России. Решение было принято быстро и сразу же вступило в силу.

Удобно, когда видно, кто принял решение и с кого спрашивать, как в примере выше. Однако если принимаются нормативные акты, то не очень понятно, кто лично отвечает за результат, кого нужно наказать, а кого — наградить медалью. Да и отменить неудачное решение «ручного изготовления», как видим, тоже легко — не нужно проходить долгие процедуры корректировки законов через Госдуму.

Плюс «ручных решений» и в том, что при их использовании легко объяснить населению, что власть о нём заботится денно и нощно. Например, упал курс рубля до 100 за доллар, и президент России тут же собрал совещание и приказал некоторым экспортерам (обратите внимание — некоторым!) вернуть валюту в страну. В итоге курс доллара немного опустился. Не спят власти — бдят! И вообще, какая дивная для народа картина — сам президент приехал в город, провел совещание с начальником, приказал людей не увольнять, да еще и свою ручку у Дерипаски отобрал — помните кризис в Пикалево?

Наконец, в режиме ручного управления легче поддерживать нужных власти людей и компании, укрепляя политико-экономическую основу режима лояльными в силу выгоды. Мы это наблюдали во время кризиса 2008 года, когда было видно, что некоторые компании получили мощную господдержку и с тех пор дружат с властью и всячески ей помогают. При этом кому-то ничего не дали, они переживали тяжелые времена, а некоторые даже обанкротились. В тот год «противодействие кризисным явлениям осуществлялось при отсутствии единой государственной антикризисной программы, посредством реализации локальных мер поддержки экономики и отдельных предприятий и отраслей». Число банкротств компаний в России в 2009 году достигло исторического рекорда, не побитого до сих пор.

При этом нельзя сказать однозначно, что ручное управление — это всегда ошибочный вариант. Оно хорошо работает в недолгий период при форс-мажоре, когда нет времени разрабатывать проект закона и проходить с ним через слушания в парламенте. Например, такой способ удачно применил президент США Франклин Рузвельт во время Великой депрессии. Но этим вариантом госуправления нужно пользоваться крайне осторожно, только при чрезвычайных обстоятельствах, и это не должно переходить в привычку, когда из-за чрезвычайщины начинают накапливаться негативные последствия.

Нет видения будущего — нет инвестиций

Однако беда в том, что такая модель легко становится привычкой. А это уже серьезные проблемы для бизнеса, который перестает понимать, что у него будут за условия работы в средне- и долгосрочной перспективе. Например, компания разработала план действий, запустила инвестиционный проект ради развития производства и получения прибыли, а правительство вдруг шагнуло в другую сторону, и все расчеты оказались бессмысленными. При такой неопределенности растут риски бизнеса, что порождает, соответственно, взвинчивание цен — ведь инвестор всегда старается компенсировать возросший риск высокой доходностью.

Следом за ростом цен начинается сжатие спроса, поскольку люди не могут много покупать по высоким ценам. Иными словами, сокращается рынок, а для сокращенного рынка, опять же, нет смысла развивать бизнес. Бизнес перестает расти, следовательно, экономика перестает увеличиваться, в ней повышаются издержки и падают прибыли. А значит, всё труднее собрать больше налогов для пополнения бюджета государства и социальной помощи беднейшим гражданам.

Таким образом, при высокой неопределенности, порожденной ручным управлением экономикой, инвестиции становятся неразумными. Владельцы компаний перестают вкладываться в экономику. Вместо инвестирования они начинают выжимать максимум из того оборудования, которое у них уже есть, а новых предприятий не строят и обновления старых не производят.

В итоге в стране устаревает производственная база. После чего глава ВТБ Костин приходит на предприятие «Объединенной судостроительной корпорации» и с ужасом обнаруживает, что на верфях ОСК используются немецкие станки, которым больше 90 лет.
Такое оборудование неизбежно порождает низкую производительность труда, плохое качество продукции и невозможность выпуска инновационных товаров.

Стоит ли удивляться тому, что в 2023 году Россия в мировом рейтинге инновационности опустилась на 4 позиции по сравнению с предыдущим годом и оказалась на 51-м месте — между Катаром и Чили (для сравнения, Китай — на 12 месте). И здесь никакая Академия наук не поможет, потому что нет денег на внедрение научных разработок и их не на чем изготавливать.

Кстати, для ручного госуправления нужна еще и высококачественная бюрократия, которая не просто знает правила работы госаппарата и оформления документов, но и понимает процессы в реальной экономике, на предприятиях и в компаниях. Такие люди были в Советском Союзе — они приходили в министерства с предприятий. Они, может, не очень хорошо разбирались в экономике и финансах, но досконально понимали, что происходит на заводах, где они когда-то работали главными инженерами или экономистами.

Чтобы сегодня такие люди пришли работать в госаппарат, им нужна зарплата не меньшая, чем в частном бизнесе. Но это означает резкий рост расходов на сотрудников госучреждений. Следовательно, нужно еще повышать налоги, отнимая прибыль у того же бизнеса и еще больше тормозя его рост. Впрочем, в России это уже и так внедряется, поскольку с 1 января 2024 года введен налог в 10% на сверхприбыль, полученную в 2022 году (таким образом в России вдруг возникла практически шкала прогрессивного налогообложения прибыли компаний).

Наконец, юристы и экономисты хорошо понимают, что ручное управление — это благодатная почва для расцвета коррупции. Ведь в такой системе бизнесмен всегда стремится «правильно договориться» с нужным чиновником, чтобы тот своим «ручным управлением» направлял выгоду в его сторону, а конкурентам делал только хуже.

Таким образом, итогом «ручного управления» экономикой обычно становятся высокие издержки, низкая производительность труда, плохое качество товаров, малая инновационность и высокая коррупция. А для экономики страны это катастрофа.

Назад в СССР

Сейчас ручное управление оправдывается войной. Причем нам говорят, что последствия санкций и перехода на военные рельсы преодолены государством. Но подвох в том, что это заслуга не государства, госаппарата и президента, а в значительной степени как раз частного бизнеса России. Государство сделало только одно: вбросило в экономику огромную массу денег, изъяв их из Фонда национального благосостояния, сильно нарастив государственный долг и использовав высокую цену на нефть в 2022 году. Так был создан ресурс денег для «бюджетного импульса», благодаря которому частный бизнес сумел легче «прокрутиться» в первые месяцы после начала войны, удержать полки магазинов полными и тем самым спасти страну от тотального дефицита. Естественно, эту заслугу Владимир Путин приписал себе и правительству.

Cейчас в идеологизированной российской среде популярен наивный лозунг «Назад в СССР». Якобы при Брежневе существовала скромная, но стабильная экономика, управлявшаяся планом и государством, и в ней «можно было нормально жить». Однако экономика позднего СССР была очень разной. Например, был «хороший» период для граждан в 1970-х годах, когда в страну вливался огромный поток нефте- и газодолларов, благодаря, опять же, высоким ценам на нефть и росту экспорта газа по проложенным тогда в Европу трубопроводам. Доходы были настолько огромные, что их хватало и на гонку вооружений, и на поддержку дружественных режимов «социалистической ориентации», и что-то доставалось населению. Поэтому создалось вполне верное впечатление, что «при Брежневе зажили лучше, чем при Хрущёве». Но когда 70-е кончились и начались 80-е, то никакого «гладкого» брежневского жития уже не стало. Начался застой, падение уровня жизни, опустение магазинов. Поэтому народ так обрадовался приходу Горбачёва с его идеями «перестройки и ускорения роста экономики».

Надежды на создание плановой экономики в нынешней России наивны, поскольку это просто невозможно. Люди из МГУ рассказывают сказочные истории про то, что мы теперь поставим суперкомпьютеры, которые всё посчитают, и будет у нас плановая компьютерная экономика, а значит, счастье и благосостояние. Правда, они умалчивают, что для этого надо сначала отменить частную собственность и снова провести национализацию всего частного бизнеса, как это было сделано большевиками.

Ведь если государственный заказ становится обязательным для частного бизнеса, тогда это уже не частный бизнес, а его имитация. Дальше же возникают вопросы: кто будет планировать, как будет планировать и насколько быстро все опять встанут в очереди за хлебом, за мясом, за колбасой, за сосисками и за сметаной? Скорее всего, очень быстро.

Конечно, по очень отдельным товарам длительного пользования можно пытаться создавать какую-то плановую систему балансировки спроса и предложения — на основе сбора заявок в местных комитетах профсоюзов на заводах. Но по огромному ассортименту и при меняющихся запросах населения это нереально даже для суперкомпьютера — пока для расчетов с его помощью соберешь информацию, жизнь уже станет иной. Значит, нужно будет сужать ассортимент, чтобы упростить задачу: скажем, производить в стране только две марки телевизоров, три марки холодильников, четыре марки легковых автомобилей (как это было в СССР) и больше ничего. Тогда все записываются в очередь, сдают заявки на машины и ждут свой талон на право покупки автомобиля лет 10. И добро пожаловать в дивный мир плановой экономики!