«Россия всегда побеждала». Глава из новой книги Андрея Кураева «Мифология русских войн»

Глава 53

Россия всегда побеждала

[…]

Патриарх Кирилл в проповеди на Крещение 19 января 2023 года сказал:

«.....Сегодня мы знаем, что возникают очень большие угрозы миру, нашей стране, да и всему роду человеческому, потому что у каких-то безумных людей появилась мысль о том, что великую державу Российскую, обладающую мощным оружием, населенную очень сильными людьми, которые из поколения в поколение всегда были мотивированы на победу, которые не сдавались никогда ни одному врагу, которые всегда выходили победителями, — что их можно в нынешних условиях либо победить, либо, как теперь говорят, переформатировать, то есть навязать им некие „ценности“, которые и ценностями назвать невозможно, для того чтобы они были как все и подчинялись тем, у кого есть сила контролировать большую часть мира. Это желание победить Россию сегодня приобрело, как мы знаем, очень опасные формы. Мы молимся Господу, чтобы Он вразумил тех безумцев и помог им понять, что всякое желание уничтожить Россию будет означать конец мира».

Россияне, зомбированные многолетним пропагандистским победобесием, полагают, что победа может иметь лишь один облик: полная оккупация территории врага плюс подписание безоговорочной капитуляции в логове врага (в его поверженной столице).

А поражение — это тотальный геноцид этноса с уничтожением его государства (страны). С выводом: раз мы до сих пор живы, значит, непобедимы.

Если считать, что поражение — это обязательно гибель, тогда выживание становится победой («мы за ценой не постоим»). Россия, несомненно, существует. Значит, она выжила. Значит, это страна-победитель... Но в таком случае ООН — это клуб победителей в числе 193.

Если же для определения победы и поражения ввести более мягкие, нелетальные критерии, то Россию уже нельзя будет считать непременной победительницей.

Слово «капитуляция» происходит от латинского слова capitul — глава, статья. Соответственно, капитуляция — это постатейное соглашение, устанавливающее условия, на которых одна из сторон прекращает вооруженное сопротивление. В 17–19 веках при капитуляции могла быть сдана окруженная крепость, но ее гарнизон мог с оружием и знаменами выйти и спокойно пройти к своим.

4 (16) ноября 1805 года около австрийской деревни Шёнграбен состоялся бой между семитысячным русским арьергардом под командованием князя П. И. Багратиона и двадцатитысячным французским корпусом маршала И. Мюрата. Ему предшествовало подписание документа под названием «Капитуляция, предложенная русской армии». Мюрат в своем рапорте докладывал: «Прибыл господин Винцингероде (генерал-адъютант Александра Первого). Он предложил, что его войска капитулируют». Условия этой капитуляции: русская армия просто покидает пределы Австрии. Но Наполеон отчитал Мюрата за превышение им полномочий, и тот отменил капитуляцию и двинул свои войска в бой...

Капитуляции даже бывают почетными (каковой считается капитуляция французского корпуса перед англичанами в Египте в 1801 году: 10 000 французов с оружием и знамёнами на британских судах были перевезены из Египта во Францию).

Поражение страны в войне вовсе не равно уничтожению страны и уж тем паче ее населения (народа).

Точно ли победы русского оружия всегда оборачивались геноцидом и уничтожением недружественного государства?

Вот одолел князь Дмитрий Ордынскую силу на Куликовом поле. Но Мамая не преследовал, Сарай не сжег. Золотая Орда продолжила жить своей жизнью.

Русская армия победила французов и в 1914 году взяла Париж. Франция исчезла? Петр Первый зачистил-отгеноцидил побежденную Швецию?

Точно так же войны, проигранные Россией, не привели к ее уничтожению. Через два года после Куликова боя татары сожгли Москву. И что? Русь исчезла?

Даже окончательное уничтожение Москвы не было бы равно исчезновению Руси. Взошла бы звезда Рязанского или Тверского княжества или Новгородской республики. Или Киева. Или Вильно.

Россия проиграла ту войну, что предшествовала Тильзитскому и Эрфуртскому миру. И что? По этому миру она лишь приросла территорией, получив Белостокскую область, а потом еще Тарнополь, Финляндию и Бессарабию. Уступлены Александром были лишь Ионические острова, некогда захваченные Ушаковым, и черногорский город Котор, в 1806 году захваченный адмиралом Сенявиным.

Планы как Наполеона, так и Шлиффена вовсе не предполагали взятия Петербурга: оба плана после выигрыша приграничного сражения предполагали предоставить слово дипломатам.

Поражение — это вовсе не только «Интервенты в Кремле».

Поражением кончилась для Москвы оборона Чигирина в 1678 году. Еще в 1673 году царь Алексей Михайлович объявил, что желает взять под себя Правобережную Украину. Турки взяли крепость, а русская армия, построившись в огромное каре, окружённое подводами, отступила к Днепру и с немалыми потерями под огнем переправилась чрез него. Среди причин поражения России в войне — то, что дворяне, отправляясь на войну, надеялись «государю послужить, а саблю из ножен не вынимать». Было много уклонявшихся от набора и дезертиров. Поражение под Чигирином фактически решило исход войны. Османский протекторат над Правобережной Украиной был восстановлен. Это несомненное поражение. Но Московское царство не было им ослаблено. Оно всего лишь не приросло новыми землями.

Ни один жизненно важный центр России не был затронут и Крымской войной. Она коснулась лишь ее далекой периферии. Даже Крым полностью интервенты занять не смогли. Москва не сгорела. Петербург и Кронштадт не были захвачены морскими десантами Антанты. Но Россия ту войну однозначно проиграла. Подписанный мир не был «безоговорочной капитуляцией», но он зафиксировал немалые уступки Российской империи.

Мир был заключен на основании принятия царским правительством предложения Австрии о четырех основаниях мира: 1) согласие России на нейтрализацию Черного моря, 2) отказ России от права исключительного протектората над Молдавией и Валахией, 3) согласие России на объявление свободы плавания по Дунаю (это было связано с потерей части Бессарабии), 4) согласие России на коллективное покровительство всех великих держав живущим в Турции христианам и христианским церквам.

Это «гибель России»? Впрочем, сторонники тезиса «Россия никогда не проигрывала войн» в этом случае начинают говорить, что Крымская война и не завершилась поражением. Однако, поражением те события считал сам царь Николай.

5 февраля 1855 г. русские войска в Крыму совершают попытку разгромить тыловую базу врага — Евпаторию. Это последний шанс навязать противнику инициативу, внести в ход войны перелом. Император с напряжением ждет известий об операции. 12 февраля 1855 г. курьер принес во дворец весть о поражении под Евпаторией. Это стало страшным ударом по самолюбию государя.

Он слег, не принимал докладов, не желал знать, что происходит на театре военных действий. А. Ф. Тютчева отмечала, что государь плакал, «вообще его нервы в самом плачевном состоянии. Видя, как жестоко он наказан, нельзя не жалеть его, а между тем приходится признать, что он пожинает то, что посеял. В течение стольких лет своего царствования он направлял всю внешнюю политику не столько в интересах своей родины, сколько в интересах якобы Европы, считая себя призванным защищать принцип порядка. Но его нервы в самом плачевном состоянии». «Он ошибался, но ошибался честно, и, когда был вынужден признать свою ошибку и пагубные последствия ее для России, которую он любил выше всего, его сердце разбилось, и он умер. Он умер не потому, что не хотел пережить унижения собственного честолюбия, а потому, что не мог пережить унижения России. Он пал первой и самой выдающейся жертвой осады Севастополя, пораженный в сердце, как невидимой пулей, величайшей скорбью при виде всей этой крови, так мужественно, так свято и так бесполезно пролитой».

«Факт был несомненный: Николай Павлович умирал от горя и именно от русского горя. Это умирание не имело признаков физической болезни, — она пришла только в последнюю минуту, — но умирание происходило в виде несомненного преобладания душевных страданий над его физическим существом», — писал князь Мещерский.

Злоехидный Герцен позже заметит: у Николая была «Евпатория в легких».

[…]

Далекий от двора А. В. Никитенко, крепостной от рождения, ставший профессором Санкт-Петербургского университета и действительным членом Академии наук, записывает в дневник

«30 августа 1855 года. Севастополь взят! Боже мой, сколько жертв! Какое гибельное событие для России! Бедное человечество! Одного мановения безумной воли, опьяневшей от самовластья и высокомерия, достаточно было, чтобы с лица земли исчезло столько цветущих жизней, пролито столько крови и слез, родилось столько страданий. Мы не два года ведем войну — мы вели ее тридцать лет, содержа миллион войска и беспрестанно грозя Европе. К чему все это? Какие выгоды и какую славу приобрела от того Россия?..

6 декабря 1872 года. Николай Павлович хотел управлять государством как казармою. Заботясь единственно о дисциплинировании своего народа, он убивал в нем систематически его умственные силы и дошел до того, что не имел ни генералов, ни администраторов, а имел одних холопов, которые умели только говорить ему: „Слушаю-с“. Он дошел, наконец, до Севастополя. Он считал себя полицмейстером Европы; с высокомерием старался подавлять в ней всякое свободное движение, как у себя дома, посреди пораженных страхом своих рабов».

Севастополь показателен как пример непересечения мифа и реальности. Гимн Севастополя чеканит:

Легендарный Севастополь, Неприступный для врагов.

Севастополь, Севастополь — Гордость русских моряков!

Но в какую из своих осад и от кого отбился «неприступный» Севастополь?

Его брали англичане в Крымскую.

Его брали немцы в Первую мировую:

«Во второй половине апреля 1918 началось наступление на Крым. Крымская Красная гвардия предприняла попытку оказать сопротивление, не увенчавшуюся успехом.

Германские войска заняли Перекоп и вторглись в Крым. Одновременно по всему полуострову началось восстание крымских татар. Севастопольская крепость была второй по силе в России, имела мощное вооружение и даже без флота могла долго противостоять врагу. При наличие русского флота, имевшего преимущество на Чёрном море, взять Севастополь германцы бы не смогли. Но в России была смута, дисциплины и порядка не было, как и сильной центральной власти (большевикам ещё только предстояло навести свой порядок). Революционные „братишки“ с большим удовольствием грабили и резали буржуев, но воевать больше не желали. В русском флоте уже почти не осталось офицеров. Поэтому одни решили драпать, а другие — договориться с немцами. Большевики приняли решение увести флот в Новороссийск и для реализации этого плана выпустили из тюрьмы адмирала Саблина. Когда германцы вышли к Севастополю, Саблин увёл часть кораблей в Новороссийск. Часть кораблей осталась, многие из них не были укомплектованы экипажами. В ночь на 1 мая перед Севастополем заняли позиции германские крейсера „Гебен“ и „Бреслау“. 1 мая германские солдаты маршем вошли в город».

На смену немецким войскам в Севастопольский порт 25 ноября 1918 года вошла союзническая эскадра, и в город вступили французские войска (зуавы).

30 апреля 1919 года Красная армия вступила в Севастополь.

Однако летом 1919 года город захватили Вооружённые силы Юга России, и он оставался во власти белогвардейцев до 15 ноября 1920 года.

Потом, в 1942-м, его опять брали немцы, и в 1944-м — снова Красная Армия.

Ну то есть кто подступал к нему — тот и брал. Неудачных осад «города, никогда не покорявшегося врагам», просто не было.

Не восстал Севастополь и против изменения порта его национальной приписки ни в 1992-м, ни в 2014-м...

[…]

В 1905 году ход войны опять был печален для России. Но это не обернулось ни катастрофой для ее государственности, ни геноцидом ее населения. По ходу русско-японской войны ни один японский солдат не ступил на территорию России (кроме Сахалина и на пару дней на Камчатке). А Россия ту войну проиграла. Нет, и это не было безоговорочной капитуляцией. И даже пол-Сахалина Витте отспорил. Но поражение все равно было. А Россия не умерла.

Однажды даже Путин показал пример условности слова «победа»: «Ракетный корвет „Меркурий“ назван в память о бессмертном подвиге команды легендарного брига. Почти два века назад он в одиночку одержал победу над двумя линейными кораблями».

В том бою ни один турецкий корабль не был потоплен или критически поврежден. Турки не потеряли ни одного человека. Русский корабль потерял убитыми 4 человека, ранеными — 6. Но раз превосходящим силам турок не удалась его потопить — значит, и в самом деле победа.

Для зайчика победа не в том, чтобы съесть стаю волков, а в том, чтобы ускользнуть от них. (Это к вопросу о том, «может ли Украина победить ядерную сверхдержаву?»).

Аналогично и с историей других стран. Пруссия жестко побила Австрию в битве при Садовой (1866) и Францию под Седаном (1870). И — никакого «геноцида». Побежденные страны прекрасно и свободно развивались и далее и даже территориально прирастали (Австрия за счет Балканских провинций Турции, Франция за счет заморских колоний).

И даже смена правительства под диктовкой иностранного победителя вовсе не равна уничтожению страны (см. возвращение Бурбонов в посленаполеоновскую Францию в 1814 году).

Переформатирование побежденной страны победителями может быть ко благу этой страны — чему дают примеры Япония и Германия после 1945 года (сталинисты могут на свой вкус привести примеры побежденных Румынии, Венгрии и ГДР, переформатирование которых, произведенное оккупационными советскими структурами после 1945 года, тоже — с точки зрения сталинистов — было ко благу народов этих стран).

А Германия проиграла Великую Войну. И тоже ни один чужой солдат не был на территории Германии в финальные дни Первой мировой. А поражение — было.

Румыния была разбита на полях сражений обеих Мировых войн и оба раза практически полностью была оккупирована. И поразительным образом после каждой из этих войн она прирастала территориями, вовремя успев переметнуться в лагерь Антанты.

Ни одна заокеанская колония не вторгалась на территории своих европейских метрополий — и тем не менее все они (от США до Вьетнама) в конце концов выиграли свои войны за независимость.

Иногда войны кончаются просто возвращением к довоенным условиям (пример: Ливонская война Ивана Грозного, крайне успешная в своем начале и катастрофичная для московских армий в конце).

Иногда — взаимными уступками и обменами.

Иногда — фиксацией мелких успехов одной из сторон (пара приграничных крепостей или городков). Причем порой именно приобретающая сторона чувствует себя оскорбленной, ибо хотела много больше.

Иногда — репарациями и контрибуцией.

Иногда — просто навязанным династическим браком.

Иногда — «переворачиванием военных союзов»: проигравшая сторона становится союзной своему победителю, ничего не теряя в территориях, а порой и приобретая, — как Россия по итогам Аустерлица и Тильзитского мира приобрела Финляндию и Бессарабию — при том, что Наполеон не прочь был отдать Александру вообще всю Швецию).

Победными могут быть и компромиссы.

Поэтому неверен и тезис про то, что «нельзя победить страну, обладающую ядерным оружием».

Очень даже можно:

• Ядерный Китай отполз от Вьетнама, на который он напал в 1979-м.
• Ядерные США отползли от того же Вьетнама. Ядерный СССР отполз от Афганистана.
• Ядерный СССР проиграл холодную войну и потерял Восточную Европу.
• Ядерные Англия и Франция потеряли свои империи (Алжир, Вьетнам, Египет, Кипр, Мальту т. д.), уже имея ядерный статус.

И эти поражения — положительная характеристика тех правителей, которые их признали. У них хватило разума и совестного чувства, чтобы не доводить неудачу до масштабов катастрофы.

Еще хорошо бы различать понятия «сражение», «кампания», «война» и «историческое выживание».

Полагаю, что все, кто слышал про череп князя Святослава Киевского, из которого печенеги сделали чашу, про гибель «полка Игорева», битву при Калке, Нарвскую конфузию, трагедию армии Самсонова 1914-го или «котлы» 1941-го, готовы признать, что русские полки и армии проигрывали даже «генеральные сражения».

Но проигрывались и целые войны. Финальная черта, обозначающая окончание войны, предполагает возобновление торговых и дипломатических отношений, и, как правило, подписание мирного договора. Иногда этот договор может называться бессрочным — «вечным»; иногда в нем может быть оговорен срок или условия его действия.

Так вот, и в истории России были мирные договоры, подписываемые после «цусим», и в них фиксировались утраты и уступки российской стороны.

[…]

Через несколько лет или в следующем поколении война с тем же противником могла быть возобновлена и даже могла дойти до противоположного результата. Но это — другая война.

Две кампании — это как двухматчевый поединок в спорте. Проигрыш военных кампаний 41 и 42 годов Красной Армией был в некотором смысле «аннулирован» ее же победами в кампаниях последующих трех лет. Но это — одна война. Напротив, советско-финская война 1939-40 годов не является частью Великой Отечественной, потому что между апрелем 1940-го и июлем 1941-го между СССР и Финляндией действовал мирный договор.

Две войны с разными результатами — это как два разных чемпионата разных лет.

Так что не только сражения и кампании, но и войны Россия проигрывала. И контрибуции платила (в т. ч. «крымский выход» крымскому хану), и земли уступала, и целые страны и народы выпускала из под своего порой векового контроля. И реванш брала не всегда и не у всех (Афганистан).

То, что она как государство выжила, — это успех. Но с этим же успехом можно поздравить и двести других государствообразующих народов планеты.

Так что русские не обречены на всегдашние победы, а богиня Ника или архистратиг Михаил не имеют постоянной приписки к Москве.

И это не говоря уже о том, что нечто, сейчас кажущееся победой, на самом деле может быть зародышем будущего катастрофического поражения (захват Польши с ее не только польско-католическим, но и миллионным еврейским населением оказался «неперевариваем» для Империи).

И о том, что победа военного вождя может обернуться многолетней бедой для его же народа (см. первые африканские победы Муссолини или первые европейские победы Гитлера).

Еще блаж. Августин предостерегал военные победы воспринимать как Божии благословения Его любимчикам:

«Кто же не знает, кто же настолько глуп, чтобы не видеть, что здоровье этого смертного тела, бодрость этих тленных членов, победа над врагами, почести и временная власть и прочие блага этого мира даются как добрым, так и злым и отнимаются как у одних, так и у других? Но спасение души с сияющим бессмертием тела, сила справедливости, победа над вражескими страстями, слава, честь и мир в вечности даются только добрым».

(Августин. Письмо CCXX. Бонифацию, наместнику Африки, 11)

[…]

И еще: после окончания «ига» в истории России было мало поражений, от которых значительно и болезненно проседало качество жизни населения России. Поражения щелкали по амбициям ее правителей. А обычному мещанину и крестьянину много тяжелее давались военные тягости и повинности, нежели те «уступки», на которые его правители шли по итогам неудачной для них войны. Ибо что меняется в жизни обывателя Вятки от того, чьим стал Полоцк? Главные обиды все равно ему причиняют его местные воеводы. По ходу военных действий жителям становилось хуже и их становилось сильно меньше (особенно значимые демографические потери были по ходу Ливонской и Северной войн).

Но по итогам последующих мирных договоров населению хуже не становилось. Худой мир все же лучше доброй ссоры.

А вот последствия русско-турецкой войны 1877-78 годов: «С учётом запасных фондов Военного министерства расходы на войну составили 1.020.578 490 рублей» (Блиох И. С. Финансы России XIX столетия. Спб., 1882. т.4. с.161). Расходы государственного бюджета тогда были 548 млн. руб. в год (за 1877-й). Т. е. война съела два бюджета. И это сто годовых бюджетов на строительство железных дорог. По итогам войны курс бумажного рубля с 81,5 коп. металлом упал до 48 коп. Т. е. девальвация рубля составила почти в 2 раза.

Война 1877-78 гг. задержала индустриализацию и подсадила Россию на огромные зарубежные займы — французские.

Что вызвало «переворачивание союзов» — разрыв с Германией — мировую войну — революцию...

_________________________________________________

Публикуется по изданию: Диакон Андрей Кураев. «Мифология русский войн». BAbook 2024.