«Избивают крестьян шомполами, раздевают и выводят голых на улицу». 100 лет Ишимскому антикоммунистическому восстанию в Сибири

Вспыхнув в северо-восточном районе Ишимского уезда Тюменской губернии, восстание в короткий срок охватило большинство волостей Ишимского, Ялуторовского, Тобольского, Тюменского, Березовского и Сургутского уездов Тюменской губернии, Тарского, Тюкалинского, Петропавловского и Кокчетавского уездов Омской губернии, Курганского уезда Челябинской губернии, восточные районы Камышловского и Шадринского уездов Екатеринбургской губернии. Весной 1921 года повстанческие отряды оперировали на огромной территории от Обдорска (ныне — Салехард) на севере до Каркаралинска на юге, от станции Тугулым на западе до Сургута на востоке. Максимальное число одновременно действовавших повстанцев превышало 100 тыс. человек.

Крестьянство терпело долго, но когда в январе 1921 года стали изымать даже семенной фонд, что в перспективе грозило крестьянам голодной смертью, крестьяне не выдержали. Первым поднялся Ишимский уезд, где, с учетом местного неурожая, нагрузка продразверстки была особенно велика. Почти треть разверстки по Сибири, 35 млн пудов, должны были сдать крестьяне Омской губернии. А из 8 млн пудов продразверстки Тюменской губернии 65,8% падало на Ишимский уезд. Разверстку старались распространить на те территории, которые прежде были ей не затронуты. И здесь у крестьян выгребали все подчистую, не считаясь с тем, что несчастные при этом обрекались на голодную смерть. Если бы не эти крайности, против которых выступали даже местные коммунисты, восстание вряд ли бы приняло столь широкий размах.

31 января 1921 года произошли столкновения крестьян с продотрядами в сёлах Челноковском и Чуртанском, на севере Ишимского уезда. В селе Челноковском в ответ на попытку крестьян помешать вывозу семенного зерна красноармейцы открыли огонь. Двое недовольных были убиты и двое ранены. Однако, в отличие от прежних столкновений, крестьяне не уступили насилию, а, вооружившись кольями, вилами, охотничьими ружьями, вступили в бой и изгнали продработников. К восставшим присоединились жители Челноковской, Чуртанской, Викуловской, Готопутовской и других волостей. В течение трех дней восстание охватило весь север Ишимского уезда и перекинулось на Ялуторовский уезд.

Командир 85-й бригады внутренней службы Николай Николаевич Рахманов, кстати сказать, бывший штабс-капитан, в 1937 году расстрелянный по обвинению в контрреволюционной деятельности, 14 апреля 1921 года докладывал о борьбе с восставшими:

Повстанческий пожар был настолько силен, что вовлек все крестьянство, включая и явных бедняков. Повстанцы поставили своей целью: свержение Советской (Коммунистической) власти. Выдвигались в различных местностях самые противоречивые политические лозунги, начиная от беспартийности советов и до приглашения Михаила Александровича (крестьяне не знали, что большевики убили великого князя еще в июне 1918 года. – Б. С.), но неизменным оставалось требование уничтожения всех коммунистов.

Повстанцы выступали под лозунгом «За Советы без коммунистов». На территориях, контролируемых восставшими, создавались беспартийные и свободно избираемые волостные советы. «Народная повстанческая армия Лапушинской волости Курганского уезда» подняла знамя зеленого цвета, означающего леса, луга и полевые растения с надписью белого цвета, означающей сибирские снега, и гласящей «Долой коммунизм! Да здравствуют Советы!». Использовалось и красное знамя с черным крестом и надписью: «Мы боремся за хлеб. Не гноите его в амбарах». В районе Кусеряка требовали реставрации монархии и возведения на престол великого князя Михаила Александровича. Повстанцы здесь использовали российский триколор. В казачьих отрядах возобновили ношение казачьей и военной формы с погонами и обращение по чинам.

Советские пропагандисты, а позднее советская историография называли Западно-Сибирское восстание «кулацким», «белогвардейским» и «эсеровским». На самом деле оно не было ни первым, ни вторым, ни третьим. Скорее это было восстание почти всего крестьянства Западной Сибири против жителей города. На стороне большевиков остались рабочие городов и городская интеллигенция, наряду с Красной Армией являвшиеся главными потребителями хлеба, конфискованного у крестьян. С другой стороны, от продразверстки страдало практически все крестьянство, включая бедняков. Ведь если план изъятия продовольствия, спущенный из центра, зачастую без учета конкретных условий той или иной губернии, не выполнялся, то разверстка распространялась и на бедняцкие хозяйства. К тому же в Сибири не было такого земельного голода, как в Европейской России, и сибирские бедняки, возможно, в районах к западу от Урала считались бы середняками.

Восставших поддержала также сельская интеллигенция, среди которой было немало эсеров. Но, в отличие от Тамбовского восстания, где политическое руководство осуществлял эсеровский Союз трудового крестьянства, имевший свои отделения на местах, у западносибирских повстанцев подобной единой политической структуры не было. Существовали Крестьянско-городские советы. На Севере Тобольской губернии все гражданские структуры повстанцев подчинялись Тобольскому КГС. Но в КГС эсеры, как и другие партии, почти не были представлены. Хотя аграрная политика повстанцев была близка к эсеровской, столь же близка она была к уже реализованному большевистскому «Декрету о земле», основанному на эсеровской аграрной программе. Поэтому аграрный вопрос не был для повстанцев актуален. В отличие от Антоновского восстания, во время Западно-Сибирского не было единого руководства, военного и политического. Повстанцев Западной Сибири, по численности в несколько раз превосходивших антоновцев, объединяли только чисто экономические лозунги: «Долой продразверстку!» и «Да здравствует свободная торговля!»

Повстанцами было создано несколько «армий» — Ишимская народная армия в районе между Ишимом и Петропавловском, Курганская дивизия – в Курганском уезде, Восточная группа – в районах к востоку от Петропавловска, Мужицкая армия – в Ялуторском уезде, Первая Сибирская кавалерийская дивизия – в районах к югу от Петропавловска. Был сформирован «Главный штаб Сибирского фронта» в селе Налобинском. Главнокомандующим был назначен поручик Владимир Алексеевич Родин, бывший учитель (впоследствии он был заподозрен повстанцами в измене и расстрелян) а начальником штаба – называвший себя полковником Генерального штаба Алексей Федорович Кудрявцев. В действительности он даже не был офицером. Настоящих офицеров, особенно кадровых, среди повстанцев было очень мало. Дело в том, что колчаковские офицеры либо ушли в Маньчжурию, либо стали жертвами красного террора, либо, сдавшись в плен и будучи мобилизованы в Красную Армию, были направлены на службу в Европейскую часть России, воевать с поляками и Врангелем.

Повстанцам остро не хватало оружия и боеприпасов. Одна винтовка приходилась на 3-4 человека. Почти не было артиллерии. Координация действий восставших затруднялась очень многими факторами. Тут и огромные расстояния, и отсутствие в рядах повстанцев кадровых офицеров с опытом командования крупными войсковыми соединениями, и присущая всем крестьянским восстаниям стихийность, когда повстанцы полагали, что достаточно свергнуть власть коммунистов только в своем уезде. Да и сил для похода на Москву у повстанцев не было. К тому же идти пришлось бы через более или менее сохранявший лояльность большевикам и питавшийся продразверсткой Уральский промышленный район.

Восстание было жестоко подавлено. Повстанцам зимой и весной 1921 года удалось захватить ряд городов: Петропавловск — 14 февраля, Тобольск — 21 февраля, Кокчетав — 21 февраля, Сургут — 10 марта, Березов — 21 марта, Обдорск — 1 апреля и Каркаралинск — 5 апреля. Ишим несколько раз переходил из рук в руки, повстанческие отряды подходили к Кургану и Ялуторовску, на три недели блокировали Транссибирскую магистраль. Первоначальным успехам повстанцев способствовало то, что местные власти были захвачены врасплох. На территории восстания почти не было регулярных войск, а части особого назначения и вооруженные отряды местных активистов мало отличались от повстанцев по боеспособности, и, как и они, испытывали недостаток боеприпасов и почти не имели артиллерии.

Но регулярным частям Красной Армии, подкрепленных частями особого назначения, создававшимися местными партийными структурами, повстанцы противостоять не смогли. Красноармейцы и чоновцы получили сильную артиллерию, бронепоезда и больше не испытывали недостатка в боеприпасах. По оценке председателя Сибревкома Ивана Никитича Смирнова, в боях на одного убитого красноармейца или чоновца приходилось 15 убитых повстанцев («бандитов»). Принимая во внимание колоссальное неравенство в вооружении, это соотношение потерь кажется близким к реальности. Точных данных о потерях сторон нет, но можно предположить, что жертвы со стороны повстанцев, вместе с членами их семей, которых часто брали в заложники и расстреливали, исчислялись десятками тысяч, а со стороны красноармейцев и чоновцев – тысячами. Если чоновцы состояли из местных сторонников большевиков, то красноармейские части были укомплектованы преимущественно выходцами из европейских губерний, представлявших крестьян-бедняков, сельский пролетариат, городские низы и рабочих. Эти люди в своем большинстве не сочувствовали повстанцам, а местные чоновцы их люто ненавидели.

Уже к середине мая 1921 года силы повстанцев Тобольского Севера были расчленены на слабо связанные между собой группировки еще до подхода главных сил красных, а руководители движения в лице сотрудников Главного штаба Народной армии и председателя Тобольского крестьянско-городского Совета погибли или были взяты в плен. К концу мая восстание было в основном подавлено. Летом повстанцы перешли к партизанской борьбе, и некоторые отряды продержались до 1922 года. Но с введением НЭПа восстание лишилось массовой базы и было обречено.

Пленных повстанцев перед смертью подвергали жестоким пыткам. Так, в составленном 13 апреля 1921 года протоколе осмотра трупов «партизан» (повстанцев), убитых в бою у деревни Широково, «а также взятых в плен и убитых коммунистами» (всего 11 человек, все – жители Сургутского уезда), отмечалось, что часть трупов лежала на земле, часть в общей могиле, откуда была извлечена в присутствии понятых. В протоколе были зафиксированы страшные детали: «Левая рука по локоть просечена насквозь тоже очевидно топором. Около этой раны в верхней мягкой части руки вырезаны, очевидно, ножом, правильные ремни… Лицо избито и в ссадинах…» и др. Порой каратели настолько перегибали палку, что сами подвергались репрессиям со стороны командования. Заместитель военкома 39-й стрелковой дивизии Пинцов докладывал 8 апреля 1921 года:

По сообщению ОРТЧК станции Петропавловск, Булаевский [коммунистический] отряд под руководством командиров Озонека и Вавилова грабит деревни, насилуют, издевается над крестьянством. Случаи были [в] д. Метлишная Бугровской волости, Бугровая и Рявкино. Избивают крестьян шомполами, прикладами, раздевают и выводят голых на улицу, что вызывает озлобление населения. Все это заставило нас отдать приказ о предании командира суду и [о] разоружении отряда.

Наряду с Тамбовским и Кронштадтским восстаниями, Западно-Сибирское восстание стало одним из тех событий, которые вынудили советское руководство отказаться от политики военного коммунизма и заменить продовольственную разверстку фиксированным продовольственным налогом, а в рамках новой экономической политики разрешить свободную торговлю. На несколько лет крестьянство вздохнуло свободнее – до 1929 года, года «великого перелома», когда начался переход к политике насильственной коллективизации, во многом представлявшей собой второе издание политики военного коммунизма.