Холодильник против телевизора. Вопреки заявлениям об обуздании инфляции, цены на многие базовые продукты удвоились, это ударит по бедным

EN

Федеральные СМИ в России в последнее время полны оптимизма. Мир (причем на российских условиях) не за горами, инфляция снижается, иностранные компании, ушедшие в начале войны, теперь стоят в очереди на возвращение — осталось только разработать механизм отбора достойных и процедуру деятельного раскаяния для них. Но на деле рост ВВП замедляется, зарплаты расти перестали, да и в целом население настроено скорее пессимистично, следует из опроса, проведенного по заказу Центробанка.

Темп роста цен замедляется уже несколько месяцев. Председательница Центробанка Эльвира Набиуллина говорит, что пик инфляции пройден еще в четвертом квартале 2024 года года. На этом фоне парадоксально растут инфляционные ожидания населения, которые отслеживает тот же ЦБ. ЦБ исследовал этот феномен и пришел к выводу, что это психологическая реакция граждан, которые не верят официальным цифрам.

Статистика не врет, статистика обезличивает

Корректность статистики Росстата — предмет споров и в среде серьезных экономистов. Обычно они сходятся на том, что ведомство в общем-то не врет, да и к тому же другого органа, который мог бы собирать столь же всеобъемлющие данные, в стране нет. Однако все эксперты признают, что в масштабах его статистики и состоит проблема.

Росстат собирает данные по всей России, но при этом получает их только от достаточно крупных компаний. У небольших фирм нет физической возможности заполнять все опросники ведомства, да и ответственности за это нет. В результате в статистику часто не попадают данные от продавцов с рынков, небольших магазинов и прочих малых бизнесов, что в итоге искажает показатели инфляции.

Население ходит за продуктами в супермаркеты, а все остальное заказывает на маркетплейсах только в Москве и других мегаполисах. На большей части территории России люди ходят на рынки и в маленькие частные магазины, а местами — и вовсе в автолавки, приезжающие раз в неделю. Проблема в том, что они закупаются у тех же оптовиков, что и сетевые ретейлеры, вот только скидок, в отличие от крупных компаний, выбить не могут в силу ограниченности объема продаж. Нет скидок — выше цены. Выше и расходы малого бизнеса на транспорт, аренду и зарплату персоналу. Получается, что значительная часть населения ходит в несетевые магазины, где всë дороже, но Росстат этого не видит. А население видит и ощущает собственным кошельком.

Примерно так же обстоит дело и с зарплатами. Росстат собирает данные с крупных предприятий — уже со средними и малыми есть пробелы. А есть тысячи людей, которые занимаются, к примеру, ремонтом машин в своих гаражах, либо в лучшем случае оформившись как самозанятые, либо вовсе без оформления. Для Росстата их вообще не существует. К концу 2024 года доля неформально занятых перевалила за 20% всех работающих россиян.

Вторая проблема Росстата — в усредненности цифр. Эту проблему решают, разбивая рассматриваемые параметры на группы по тому или иному признаку. Например, зарплата по отраслям или зарплата командного и рядового состава в армии. То же самое и с инфляцией: Росстат отдельно считает инфляцию по товарным группам, по промышленности, оптовой торговле, потребительским товарам, продовольствию. Но в заголовки новостей обычно попадает общая инфляция. Между тем даже по официальным данным снижение потребительской инфляции в апреле произошло благодаря снижению на 1% цен на непродовольственные товары.

Продовольствие подорожало на 8%, некоторые категории — еще больше, например овощи и алкоголь (за счет роста акцизов). Выросли цены и на нерегулируемые услуги (вроде парикмахерских или того же автосервиса). Так как непродовольственные товары в целом дороже еды и услуг, снижение инфляции этой категории на 1% сильно повлияло на общие показатели.

Промышленная инфляция тоже снижается. Прежде всего за счет того, что госзаказ, составляющий сегодня львиную долю заказов в тяжелой промышленности (в первую очередь за счет оборонного заказа), был профинансирован авансом на год в январе–марте, а мировые цены на основные виды российского экспорта (еще одна значительная часть доходов в промышленности) сейчас падают. В результате росту цен просто неоткуда взяться: на часть продукции цены зафиксированы при госзаказе, на экспортные товары цены падают. Разве что «Газпром» пролоббировал повышение внутренних цен на газ выше уровня инфляции.

Получается, что инфляция по Росстату неуклонно снижается, а неблагодарное население, заглядывая в пустеющий кошелек, выдает мрачные прогнозы. То же самое и с неуклонно растущими доходами, и даже с жутким дефицитом кадров, о чем The Insider уже писал ранее.

Инфляция бедных и богатых

Еще одна проблема — инфляция для бедных и богатых разная. Строго говоря, она разная для сверхбогатых, богатых, среднего класса, бедных и нищих, но проще рассматривать две категории. Эти категории можно поделить по доле продуктов питания в расходах домохозяйств — чем она больше, тем беднее семья. По стандартам ООН в семьях с высоким благосостоянием на питание тратится не более 20–30% дохода, бедные тратят более 40%, а при расходах выше 60% можно говорить о нищете.

Согласно данным «РОМИР», в апреле 2025 года расходы россиян на еду составили 34,6% — на 1,5% выше, чем в марте, и на 6% выше, чем в апреле прошлого года. «РОМИР» публикует и другой индекс — доли свободных денег, остающихся у домохозяйства после покупки продуктов питания, товаров повседневного спроса, оплаты ЖКХ, транспортных и других необходимых услуг. Это именно те средства, которые семья может потратить на отдых, развлечения, образование, ремонт или отложить для крупной покупки (квартира, дача, автомобиль).

В апреле 2025 года эта доля выросла на 6% по сравнению с мартом. Это то, что можно назвать «благородной бедностью»: при строгой экономии можно отложить денег на недорогой отпуск, покупку ребенку нового ноутбука или первый кредитный взнос на недорогую машину. Но это все еще «средняя температура по больнице». В упомянутом уже опросе Центробанка более 60% респондентов устойчиво, из года в год, признаются, что у них нет никакой финансовой подушки, а закредитованность населения, несмотря на жесткость кредитной политики ЦБ, остается высокой.

В России один из самых высоких показателей неравенства — индекс Джинни, причем в богатых регионах он еще выше. То есть в реальности даже в благополучной Москве дорогие бутики и роскошные рестораны обслуживают считанные проценты граждан, а основная масса вынуждена экономить даже на еде. А с учетом того что при опросах исследователи стараются соблюсти пропорции, в том числе по доходам, получается, что уверения богатых о том, что уровень жизни растет, вполне слышны, например, в СМИ или соцсетях — но вот в индексах их ничтожное количество поглощается бедной массой, едва сводящей концы с концами.

Продукты питания, затраты на оплату обязательных услуг и транспорт — это то, от чего практически невозможно отказаться. Экономия здесь возможна, но в очень ограниченной степени, а в части услуг ЖКХ или общественного транспорта нельзя даже сменить поставщика. Экономисты называют это неэластичностью спроса — при росте цен или падении качества продукта невозможно от него отказаться. Соответственно, продукты, спрос на которые неэластичен, обычно дорожают быстрее, а дешевеют меньше — продавцам нет смысла бороться за покупателя.

Это особенно видно на примере тарифов ЖКХ, которые уже догнали некоторые восточноевропейские страны. Но и на примере продуктовой инфляции это тоже заметно. Так, выше уровня инфляции устойчиво дорожают базовые продукты: сильнее всего (на 160%) подорожал картофель — основа рациона бедных, немногим отстают от него лук и капуста, в списке обгоняющих общую инфляцию — рыба, растительное масло, молочные продукты, хлеб.

Таким образом, основная масса населения испытывает на себе всю тяжесть «инфляции бедных», которую даже провластный Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) определяет в 17%. Поэтому неудивительно, что инфляционные ожидания граждан выше официальных. На фоне реальности их можно назвать даже оптимистичными.

Цены и война

Причина всех бед одна: война в Украине. Когда государство тратит треть доходов бюджета на военные расходы, когда бизнес идет туда, где самая высокая маржа, — а это либо вокруг военных заказов, либо вокруг обхода санкций, что часто тоже означает поставки в интересах «оборонки», — гражданский сектор страдает от нехватки финансирования и не имеет возможности развиваться. В том числе увеличивать выпуск продукции и повышать ее качество.

Интересен анализ инвестиционной активности от ЦМАКП. Согласно ему, бизнес ведет себя ровно так же, как бедные граждане: не инвестирует, не вкладывает деньги в будущее. Всë уходит на выживание. Cанкции и невозможность совершать нормальные трансграничные валютные операции ограничивают гражданский импорт, и на рынке исчезают возможности заместить недостающее товарами из-за рубежа.

Когда при этом государство, в бюджете которого дыра, запускает печатный станок с помощью увеличения сделок РЕПО, инфляция является совершенно естественным следствием. И справиться с нею можно только относительно: с помощью сверхвысокой ставки и жесткого ограничения рынка кредитования Центробанк заставляет гражданский сектор и людей меньше потреблять, а вот с возрастающими расходами государства ничего сделать не может.

Бедные не могут больше взять в долг — или берут микрокредиты под огромные проценты, что также ограничивает их покупательную способность, богатые кладут деньги на депозит под сверхвысокие проценты (74% средств, которые лежат на депозитах, принадлежат 4% вкладчиков). Но это не значит, что те и другие согласны так жить вечно — скорее, люди готовы потерпеть какое-то время. Стоит измениться условиям, изменится и потребительское поведение.

Именно поэтому возможное окончание войны вызывает среди экономистов не только надежды, но и опасения, что существующий «денежный навес» хлынет на рынок, вызвав гиперинфляцию. Отсюда и разговоры о возможной заморозке вкладов и массовой приватизации с «выманиванием» сбережений на фондовый рынок.

Однако есть и оптимистичные прогнозы. Если прекратятся боевые действия, то военный бюджет России сократится. Пусть не до довоенных показателей, но и 20–30% снижения будет достаточно для влияния на макроэкономические процессы. А если это еще будет сопровождаться снятием некоторых чувствительных санкций, вроде запрета на расчеты в долларах и евро, или если хотя бы Китай перестанет так строго следить за трансграничными операциями, на российский рынок достаточно быстро хлынет импорт, снижая существующие цены. Плюс появится возможность вывозить капитал, что тоже сократит давление денежной массы. Да, рубль при этом девальвируется, но зато ЦБ сможет снизить ставку.

В этом сценарии есть трудности с возвращением экономики на мирные рельсы. Те же военные заводы будут использоваться для восполнения утраченного в боях вооружения, однако для этого не обязательно работать в три смены — то есть как минимум треть их работников окажется не у дел. Мобилизованных придется отпустить домой — несколько сотен тысяч человек начнут искать работу.

«Структурная перестройка», объявленная с началом войны, вызвала значительные волнения в экономике, приглушить которые более-менее удалось лишь более чем через год. Обратная «перестройка» вряд ли пройдет быстрее. И тогда основными пострадавшими окажутся не представители миролюбивого «креативного класса», как в начале войны, и даже не бессильные пенсионеры, а вернувшиеся с фронта крепкие мужчины, умеющие обращаться с оружием и знающие, где его достать. Им придется искать для себя новое место в жизни — причем с гораздо меньшими доходами, чем прежде. А при массовом появлении на рынке труда бывших военных возможны и социальные проблемы.

Власти явно видят эту угрозу, не зря постоянно предлагаются какие-то преференции для «участников СВО» — если не руководящие посты, то бесплатное поступление в вузы им и их детям, преимущества при приеме на работу и так далее. Впрочем, пока эти проекты реализуются не лучшим образом. Уже сейчас наблюдатели отмечают трения между «ветеранами» и их семьями и остальными гражданами. Тут и неприятие похода на войну ради денег, и обида на то, что военным уважение и почет, а остальных оттесняют в сторону. В результате, пытаясь умиротворить людей, имеющих опыт убийств и, возможно, оружие, власти могут получить негодование остальных граждан. Учитывая, что бороться эти две группы будут в том числе за право на труд и доходы, может сложиться совсем невеселая ситуация.