«Нас не спасают, нас убивают!», — что говорят жители Киева и Харькова, пострадавшие от бомбардировок

«Путин убивает невинных, а вам говорит, что освобождает их»

Нина, Харьков

Вы знаете, тяжелее того, о чем вы меня спрашиваете, нет ничего в этом мире. Я не могла говорить, но сейчас мне хочется, чтобы люди знали правду об этой войне. Моя сестра ни в чем не была виновата, когда осколок от снаряда попал ей в голову. Моя семья ни в чем не была виновата и не заслуживает того, чтобы переживать такое горе.

Сестра возвращалась из аптеки, когда начали бомбить все и вся. В многоэтажку, мимо которой она проходила, попал снаряд, ее убило осколком. Нас предупреждали, что выходить нужно только в случае крайней необходимости, но маме стало плохо с сердцем, а все лекарства закончились. Я до сих пор не могу простить себе, что отпустила ее. Ничего не предвещало такого исхода. Люди, несмотря на запреты, все равно выходили на улицу — нужно что-то есть и ...<плачет> покупать лекарства. Вы не представляете, сколько людей у нас покалечено, сколько моих знакомых остались без дома. Нам практически не привозят продукты, многие люди сами организовываются и пекут хлеб, а потом развозят его пострадавшим. Если бы не такие добровольцы, я не знаю, как бы мы выживали.

Это страшно и больно, и глаза застилает ярость, от того, что ты не в силах ничего изменить. Вы спрашиваете меня, зачем это Путину? Я бы тоже хотела у него спросить, чем ему помешала моя сестра? Почему он вдруг решил, что может напасть на свободное государство и распоряжаться чужими жизнями? Он убийца. Он убивает невинных, а вам рассказывает, что освобождает их, освобождает нас. Только вот маленькая оговорка: без него мы жили, а теперь этой жизни нет. Сотни искалеченных судеб – вот к чему привела его “миротворческая операция”. Моя мама не разговаривает уже который день. Мои дети не могут есть, а мой брат где-то на линии фронта защищает нашу страну. Я никогда не могла представить такого даже в самом страшном сне. Я не знаю, как жить дальше, во что верить и на что надеяться.

«Спим в подвалах, соседний дом разрушен»

Владислава, Харьков

Наша жизнь в последние дни превратилась в простое выживание. Утро начинается с того, что папа бежит на рынок и занимает очередь за хлебом. Спустя полтора-два часа, он звонит и говорит, что можно подходить, — дают только одну буханку хлеба в руки, и очень повезёт, если хватит, так как все привозят в малых количествах. Бывали дни, когда нам не хватало. Вообще в магазинах почти ничего нет, а если что-то и появляется, то никогда не достается всем.

Обстрелы происходят каждый день и час. В соседнем районе от многоэтажки ничего не осталось, а большая часть домов, расположенных рядом, стоит без окон. Вчера моей семье очень повезло: буквально каких-то 100 метров решили судьбу нашего дома, так как снаряд попал через две постройки от него. Мы живем перебежками, спим пока все затихает, но это бывает, к сожалению, очень редко.

По району ездят танки, вместо обычных людей, которых мы привыкли видеть на улицах, ходят военные, вместо легковых машин ездят пожарные и военная техника. Особенно страшно ночами — они бывают разные: когда все стихает, мы спим дома, когда доносятся взрывы, — уходим в гараж. Но за эти дни поспать у себя удалось лишь пару раз и то только потому, что обстрелы были на другом конце Харькова.

Несколько ночей мы спали в подземном гараже, в котором лишь семь градусов тепла — мы очень замерзли. Другие ночи проводили в подвале вместе с нашими соседями. Весь дом трясся от разрыва снарядов, запущенных неподалеку, было очень страшно, но к сожалению, именно в такие минуты понимаешь, что от тебя уже ничего не зависит. Просто охватывает чувство растерянности и страха — за себя и своих близких. Ты не понимаешь, чего ты лишишься в следующий раз, — дома или кого-то, кто тебе дорог.

Почему мы не уедем? Потому что в Харькове и в Харьковской области нет бензина и газа, 90% мостов подорваны, а из земли торчат ракеты.

«От чего нас можно освобождать? Мы свободная страна»

Виктория, Белая Церковь

Город полностью заблокирован, а вокруг него ведутся ожесточенные бои. Очень сложно въехать и выехать. Многие жители остаются здесь, потому что просто не успели покинуть город в первые дни. Невозможно больно и страшно наблюдать, как разрушается все, что совсем недавно было твоим домом.

Но еще страшнее то, что снаряды попадают в жилые дворы и детские учреждения. Российская армия уничтожают все, что видит. Погибло уже много детей, а те, кто остался в живых, просто не выходят из подвалов. Ни один ребенок не заслужил того, чтобы проводить свое детство в мокром, грязном подвале только потому, что какой-то старый <…> решил напасть на свободную страну.

Совсем недавно попали в Бабий Яр, на территории которого находится памятник жертвам Холокоста. И тут невольно задумаешься: о каком освобождении от неонацистов идет речь, когда твои «освободители» уничтожают памятник жертвам нацизма? Никто из моего окружения не хочет, чтобы нас кто-то освобождал, никто не понимает, от чего нас здесь можно освобождать. У нас свободная страна. Мы делаем, что хотим, мы обсуждаем, кого хотим. У нас не сажают за посты в соцсетях.

Война очень сплотила украинский народ. У нас люди буквально ложатся под танки и голыми руками убирают мины. Это правда. В Мелитополе люди просто вышли и вытолкали танк во время наступления.

Очень страшно говорить о войне. Очень страшно думать о том, что нужно спускаться в подвал каждую ночь, потому что в твой дом может прилететь снаряд. Очень страшно думать, что твоя мама, которая ушла несколько минут назад, может просто не вернуться. Я очень боюсь. Я боюсь за своих друзей в Харькове и в Чернигове, потому что там с первого дня ведутся ожесточенные бои как на подступах к городу, так и в самом городе. Харьков разрушен почти полностью, но Путин продолжает говорить, что бомбят только военные объекты. Скажите, университет – это военный объект? Кинотеатр – это военный объект. Оба удара по городской администрации – это в рамках разрушения военной инфраструктуры?

«Мой город стерт с лица земли»

Татьяна, Харьков

Наш город практически стерт с лица земли, и я до сих пор не могу в это поверить. Вы можете себе представить, каково это: смотреть, как уничтожается все, к чему ты привык еще с детских лет? Просыпаться утром от звука разрывающихся снарядов? Бояться подходить к окнам, потому что недавно взрывной волной выбило все стекла? Я не найду слов, чтобы описать свое состояние. Состояние детей.

Мы были в квартире, когда наш дом в числе прочих разнесло от взрыва. Сначала завыла сирена, я невольно закричала от страха, и весь дом затрясся, был резкий гул, удар — и куча осколков, мне порезало руки, мужу рассекло ногу. Хорошо, что дети в это время были у бабушки, я не представляю, что было бы с ними, окажись они рядом. Мы до сих пор в шоке. Но нам удивительно повезло. Когда мы вышли на улицу, то увидели, что многие пострадали куда серьезнее: у одной женщины было рассечено лицо, у другой — осколки застряли в плече.

Приехала скорая, врачи помогали, как могли. Наша соседка снизу просто сидела на земле с совершенно опустошенным взглядом. Когда я ее окликнула, она посмотрела на меня и расплакалась. Мой муж после того, как ему перебинтовали ногу, пытался поговорить с ней, но она ничего ему не ответила — просто сидела и плакала. И многие плакали. Этот ужас невозможно описать словами. И я не понимаю, как все это можно называть “миротворческой операцией”. Пострадала куча людей. Мои дети, когда увидели наш дом, спросили: “Мама, а кто это сделал? Разве мы больше не сможем здесь жить?” И я не знала, что им отвечать, впервые не я выбирала, где мне жить, а Путин.

Да, именно он, и я не понимаю, почему мы должны страдать от действий человека, которого я бы даже человеком не назвала. От чего он нас освобождает? Мы прекрасно жили и не ждали никаких “освободителей”, не знали криков раненых людей. Я не могу себе объяснить мотивы вашего президента. Почему он вдруг решил искалечить нам жизни? Разве для такого есть какое-то объяснение?

Мы сейчас переехали в квартиру моей матери, живем все вместе, на ночь — уходим в подвал дома. Днем стараемся не подходить к окнам, хотя и завесили их одеялами на всякий случай. Вечером мы не включаем свет, чтобы не попасть в поле зрения военных и диверсантов, сидим при одной зажженной свече. Я до сих пор пугаюсь каждого шороха и не могу выходить на улицу, не могу есть, не могу спать. Жизнь будто разделилась на “до” и “после”.

Знаете, как все переосмысливается, когда ты смотришь на людей, потерявших свой дом, или еще хуже — кого-то из близких? Когда ты сам остаешься с разбомбленной квартирой, в которой теперь холодно и пусто? Из-за Путина у нас больше нет дома — того дома, в котором всегда было безопасно и светло. Я хотела заделать окна фанерой и остаться, но муж настоял на том, чтобы мы ушли, потому что на улице ночами очень холодно, и одна фанера тут не поможет. Но до сих пор трудно свыкнуться с мыслью, что тебя просто кто-то взял и выбросил из твоей привычной жизни в какой-то ад, которому не видно конца. Это большая катастрофа, какой-то абсолютный кошмар, и устроившему его нет никакого оправдания и прощения.

«Диверсантов к нам заслали задолго до того, как придумали формальный предлог для войны»

Галина, Киев

На второй день войны бои шли прямо у станции метро, до которой идти семь минут, поэтому мы слышали не только взрывы, но и автоматные очереди. После них по району долго ездил бронетранспортер, заезжал во дворы домов. Наблюдая это, временами становилось страшно. Выяснилось, что он “заблудился” и никак не мог выехать обратно – военная техника старается объезжать центральные улицы, чтобы было меньше опасности, что ее расстреляют <...>.

Ночами мы сидим без света — включена одна настольная лампа, окна завешаны одеялами, чтобы обеспечить максимальную маскировку от диверсантов. Их в городе большое количество, они отслеживают общее состояние и оставляют определенные метки — знак в виде креста или кружка. Наносят эти знаки специальной краской, которая светится в темноте, поэтому с наступлением вечера становится очень опасно — отмеченные здания атакуют российские войска.

Диверсанты были засланы в город еще в начале года, но поскольку в Киеве всегда много приезжих, это не стало достоянием широкой общественности. В последнее время их стараются отлавливать. А при поимке часто выясняется, что кто-то проживал здесь еще с января — очевидно, что все, что происходит сейчас, готовилось заранее.

Выходишь на улицу — такое затишье, и вдруг над твоим ухом начинает выть сирена. В этот момент внутри все замирает, и на какую-то секунду ты перестаешь понимать, где ты и кто ты, и сразу хочется проснуться. Ты смотришь на других и чувствуешь, что они испытывают даже не страх, а ярость от собственного бессилия. Нам говорят, что мы должны пройти денацификацию, но никто не знает, от чего нас должны денацифицировать. Из-за этого боль, злость и ярость.

После такого никто уже не станет прежним. Половина нации покалечена психологически. Люди, прошедшие войну, – это особая статья среди прочих. Мы жили в Ташкенте, когда шла Афганская, и видели тех ребят, которые оттуда возвращались. Даже если они смогли вернуться без особых травм, война все равно оставила на них свои следы — перестроиться после пережитого и вернуться к нормальной жизни таким людям было неимоверно сложно. Поэтому все, кто сейчас сидят в бомбоубежищах, уже никогда не станут спокойны внутренне. Страх войны и смерти будет преследовать их еще не один день.

«Ты постоянно думаешь: хоть бы не сюда, хоть бы не в нас»

Дарья, Харьков

24 числа я с родителями проснулась от звонка моей тети, которая сказала, что нас бомбят. Мы не могли в это поверить. Днем ранее мы ещё гуляли на Французском бульваре, смеялись – ничто не предвещало такой беды, но после этого звонка начался ад.

Мы быстро начали собирать сумку, клали первое, что приходило в голову, первое, что нужно брать. После того, как все собрали, решили все-таки остаться дома. Нам казалось, что до нас далеко, что звуки снарядов доносятся откуда-то извне. Я живу на Салтовке, 605 микрорайон. И вскоре начали бомбить Северную, которая располагается рядом. Нас охватил страх.

Потом началось бесконечное просматривание новостей, сон урывками, потому что бомбят и не знаешь, когда прилетит именно к тебе. Всего не объяснить. Ты живешь, как в тумане. Не снимаешь спортивный костюм – вдруг придется бежать в подвал. Боишься любого громкого звука, вздрагиваешь даже от сильного хлопанья двери. У моей тёти полностью разбомбили дом, первые два дня она боялась любого громкого звука.

Мама очень истерила, безумно боялась за нас всех, мы с папой крепились, чтобы ее не расстраивать еще больше. Когда нет света, связи, ты сидишь в совершенной тишине, слышишь каждый прилет, каждый истребитель, каждый взрыв, ты пугаешься. Постоянно думаешь: “Хоть бы не сюда, хоть бы не в нас”.

После регулярного отключения света мы не выдержали, решили взять вещи первой необходимости, сесть в машину и уехать, потому что ракеты начали все чаще попадать в дома мирных жителей, жертв стало больше. Большое количество моих знакомых остались без дома, без всего, что они знали и любили. Очень страшно, потому что ты не понимаешь, что будет дальше.

«Было сильнейшее сотрясение дома, а потом звон битых стекол»

Богдан, Харьков

Моя семья непосредственно столкнулась с военными действиями и агрессией со стороны российских войск. 1 марта около 22:30 был авиаудар по жилым домам, в том числе и моему. От ударной волны повыбивало практически все стекла. Люди были в шоке. Всю ночь они забивали окна досками, чтобы не спать под открытым небом на морозе. Были травмированные, с рассеченными руками и другими частями тела. Это просто какой-то ад.

Когда все началось, мы были дома, услышали вой сирены, побежали в конец квартиры, чтобы где-то спрятаться. Потом было сильнейшее сотрясение дома и звон битых стекол. Вскоре приехали машины скорой помощи. Нам пришлось переезжать к бабушке с дедушкой, сейчас мы находимся в подвале дома. Ужас сменяется надеждой и так по кругу.

«Даже пророссийски настроенные люди теперь ненавидят Путина»

Наталия, Киев

24-го утром мы проснулись от звуков взрывов. Все разговоры о том, что не обстреливают мирные районы, – это неправда. Снаряды попадают в жилые дома, гибнут люди. Несколько дней назад попали в высотку на улице Ломоносова. Мы проезжали мимо и видели, что часть дома была просто снесена, и повсюду лежали куски бетона и битых стекол.

В пригородах Киева – Буче, Ирпени, где живут наши друзья, совсем ужасная обстановка. Многие, боясь звуков артиллерии и постоянных разрывов снарядов, уехали оттуда. Жилые кварталы разбомблены абсолютно. Не так давно попали в телевышку в центре Киева, я видела это собственными глазами. Пожар можно было наблюдать за несколько километров. На железнодорожном вокзале тоже постоянно слышны взрывы. Где-то по 7-8 раз на день гудит воздушная тревога – и днем, и ночью.

Первые дни мы уходили в бомбоубежище ночевать, но там очень холодно, дети все время мерзли, и мы приняли решение прятаться в середине квартиры. Когда начинается тревога, мы просто ложимся подальше от окон и надеемся, что нас «пронесет». По городу везде разбросаны блокпосты – просят не выезжать без особой необходимости. Мы выходим только в магазин – он работает по сокращенному графику, продуктов привозят немного, а на улице теперь всегда длинные очереди. Где-то 2-3 часа нужно простоять, чтобы что-то купить.

Очень пугает неизвестность. Хочется, чтобы перестали бомбить хотя бы мирное население. Хочется, чтобы Путин пришпорил свои имперские амбиции и понял, что все, кто сейчас погибает, совершенно ни в чем не виноваты. Причем он бомбит города, где большая часть населения – это русскоговорящие граждане. Тот же Харьков, Мариуполь. Они обожают русскую культуру и историю, но получают пулю в лоб, условно говоря. Все, кого я оттуда знаю, не хотят никакой России, для них Украина – родной дом.

Да и всех нас не от кого спасать, кроме как от самой России, которая выставляет себя спасительницей. Нам прекрасно там, где мы живем, пусть со своими проблемами, но мы решаем их в пределах нашей страны. Ни о какой лояльности к России теперь не может быть и речи. Путин для нас – предвестник зла и несчастий. Даже самые пророссийски настроенные люди теперь ненавидят Россию.