Прощание с аятоллами: почему перемены в Иране неизбежны

Война или революция

То, что режим аятолл — колосс на глиняных ногах, обсуждают уже не первый год, и особенно часто в последнее время — из-за усиления слухов о болезни 86-летнего верховного лидера Хаменеи. При этом предыдущая американская администрация четко давала понять, что вмешиваться во внутренние дела Ирана не собирается: «Наша позиция проста: мы уверены, что будущее Ирана должен определять его народ. И мы считаем, что США не достигли больших результатов в том, что касается определения политики с целью смены режимов в других странах», — заявлял в прошлом году советник Джо Байдена по нацбезопасности Джейк Салливан. Но с приходом Трампа, известного своей агрессивной риторикой в адрес иранских властей, все изменилось. Переговоры по иранской ядерной программе начались, однако они не гарантируют успеха, и в США прямо говорили о подготовке к нанесению ударов по иранским ядерным объектам как об альтернативе. Внешнее вмешательство, если оно всё же случится, почти неизбежно приведет к политическим переменам внутри страны, которые сдерживаются сегодня лишь усилиями репрессивного аппарата.

Скрытая протестная энергия

Если судить по новостным заголовкам, Исламская Республика выглядит как оплот религиозного консерватизма в его радикальном прочтении. Государство запрещает женщинам выходить на улицу с непокрытой головой, поддерживает акции, на которых публично сжигают американские и другие флаги, а также неустанно грозит смертью Израилю: за последний год ирано-израильское противостояние начало приобретать форму прямого военного конфликта.

В то же время протесты осени 2022 года, охватившие всю страну, стали прямым подтверждением кризиса легитимности, который переживает государство. Волнениям дало старт накопившееся возмущение женщин по поводу норм ношения хиджаба, однако претензии населения этим вопросом отнюдь не исчерпываются. То, против чего выступают люди, ярко и наглядно иллюстрирует песня «Барайе» (перс. «Ради…»), ставшая фактическим гимном того протеста. В ней в числе прочего есть такие строчки: «ради того, чтобы [можно было] танцевать на улице», «из-за стыда и отсутствия денег», «из-за загрязнения воздуха». То есть речь о большом списке претензий: от экономики и запрета самовыражения до экологии.

Народ и власти в Иране живут разными повестками, что наглядно продемонстрировала реакция на убийство израильскими ВС лидера «Хезболлы» Хасана Насраллы осенью 2024 года. С одной стороны, 29 сентября по всей стране были организованы провластные антиизраильские митинги, о которых сообщали государственные иранские СМИ, с другой, оппозиционные источники с видео и фотографиями рассказывали о несогласованных акциях протеста пенсионеров, выступающих за повышение выплат, которые также прошли по всей стране в этот день.

Не менее показательно отношение обычных иранцев к идее борьбы с сионизмом, которая остается одной из ключевых внешнеполитических концепций Исламской Республики, — низовой поддержки этой борьбы не видно. Все громкие диверсии израильских спецслужб на территории Ирана не вызывали у населения никакой реакции. Судя по протестным митингам, рядового жителя беспокоит не официальная идеология, а инфляция и безработица, в то время как борьба с Израилем воспринимается скорее как фоновый шум.

Эволюция протестных настроений

Исламская Республика Иран появилась в 1979 году как продукт запроса большей свободы и независимости. Когда в 1980 году Ирак под руководством Саддама Хусейна напал на Иран, молодое поколение, родившееся в 1950–1960 годах, отправилось на фронт для защиты новой республики. Эту прослойку людей окрестили «поколением революции»: они участвовали и в войне, и в послевоенном восстановлении страны. Несмотря на строгие ограничения, такие как обязательное ношение хиджаба для женщин и репрессии против политических оппонентов, Иран в 1980-е и 1990-е сохранял относительную стабильность.

Затем на сцену постепенно входит поколение Y или «миллениалы». Эти люди родились уже после революции, в 1980-е и первой половине 1990-х — многие из них продолжали верить в идеалы исламской революции, но это поколение уже открыто требовало реформ. Среди молодежи того времени отчетливо проявился запрос на право критиковать власть без угрозы репрессий. В 1999 году в Тегеране вспыхнули студенческие волнения после закрытия реформистской газеты «Салам». Изначально мирные демонстрации были жестоко подавлены правительственными силами, несколько человек погибли.

Настоящим апогеем политической активности миллениалов стало «Зеленое движение» 2009 года. Сотни тысяч жителей Тегерана вышли на улицы, считая президентские выборы, на которых победил ультраконсерватор Махмуд Ахмадинежад, сфальсифицированными. Эти протесты также были подавлены, хотя власти после этого пошли на некоторые уступки, позволив на следующих выборах победить реформисту Хасану Рухани. Благо президент в Иране не является первым лицом государства, страной управляют не светские, а религиозные власти.

Хотя одним из главных лозунгов, который скандировали протестующие во время «зеленой революции», был «марг бар диктатор» (смерть диктатору), что подразумевало казнь верховного лидера Хаменеи, нельзя сказать, что в обществе тогда уже был консенсус по поводу необходимости отказа от теократии. Но этот запрос стоит намного острее сегодня.

Поколение Z — запрос на демонтаж теократии

К концу 2010-х годов Исламская Республика столкнулась со множеством новых социальных и экономических проблем. На фоне санкций и неэффективной экономической политики инфляция выросла до 40%, реальные доходы большей части населения падали, молодежь страдала от массовой безработицы. В этот же период в трудоспособный возраст вступило поколение Z, или «зумеры», которое родилось в конце 1990-х и начале 2000-х и выросло в информационную эпоху.

Эти люди в массе своей не признают традиционных идеологических ограничений, характерных для Исламской Республики. До известной степени им малоинтересны как существующие политические идеологические установки, так и религия. Индивидуальные свободы представляют для них наивысшую ценность, а беспрепятственный доступ к интернету считается базовым правом.

Именно эти люди стали движущей силой протеста 2022 года, вспыхнувшего после смерти 20-летней Махсы Амини, задержанной полицией нравов за нарушение норм ношения хиджаба. Выступления быстро вышли за границы запроса на свободу в выборе одежды и превратились в требование свержения режима аятоллы Али Хаменеи. Так, среди лозунгов протеста регулярно звучали: «Это кровавый год, Сейед Али [Хаменеи] будет свергнут» и «Хаменеи — убийца, его государство — абсурд».

Соцсети окончательно стерли границы и расстояния, и иранскому зумеру сложно понять, почему он в Тебризе или Исфахане должен жить хуже, чем жители Европы и США, и подчиняться запретам, ограничивающим его самовыражение. Девушки из Тегерана 8 марта 2023 года в рамках флешмоба опубликовали видео своего танца под песню Rema «Calm Down». Видеозапись начала набирать популярность, и правоохранительные органы Ирана стали разыскивать девушек, танец которых «не соответствует исламским нормам» (формально танцы в Иране не противозаконны, но де-факто режим запрещает любые танцы на публике, особенно с мужчинами). На фоне общественного интереса к этой истории девушки отделались только допросами и предупреждением.

Характерным показателем настроения общества и кризиса легитимности властей служит явка на выборах в Иране. Так, в 2024 году в первом туре президентских выборов, по официальным оценкам, на участки пришли только 40% избирателей. Для сравнения, на президентских выборах в 2009 году голосовали 85%, в 2013-м — 72%, а в 2017 году — 73%. Однако затем явка резко пошла вниз, и сегодня бóльшая часть иранцев не верит в избирательный процесс и не приходит на выборы.

Во многом это отношение переносится и на внешнюю политику страны. Население в значительной своей части не видит в США угрозы для Ирана, и даже наоборот, иранцы убеждены, что взаимодействие с Западом является ключом к развитию. Эти поколения осуждают поддержку Ираном вооруженных группировок, таких как «Хезболла» и хуситы. Большинство иранцев не считают Израиль врагом, а конфликт между еврейским государством и Палестиной воспринимают как проблему арабов. В значительной степени эти тенденции затрагивают и Россию — сегодня в Иране назвать кого-то русофилом или сторонником Москвы чуть ли не оскорбление. В начале полномасштабного вторжения России в Украину в Тегеране проходили отдельные акции протеста.

Вероятно, причиной таких взглядов стало отчуждение по отношению к власти, что породило упрощенную дихотомию: я против всего того, за что выступает Исламская Республика. Можно сказать, что современный Иран пронизывает запрос на перемены. Причем в том числе среди людей, связанных с властями. Миллениалы уже давно занимают большинство ключевых постов в средних звеньях власти, а зумеры начинают служить в армии или в правоохранительных органах.

Уходящая элита

Иранская геронтократия давно стала объектом насмешек, основная мишень которых — бессменный лидер одного из главных реально управляющих органов — Совета экспертов — Ахмад Джаннати, которому в феврале 2024 года исполнилось 97 лет. В свою очередь, «духовному лидеру» Ирана аятолле Хаменеи 19 апреля исполнилось 86 лет. Политики, занимающие выборные должности в системе Исламской Республики, несколько моложе, но всё же представляют поколение исламской революции. Так, погибшему в 2024 году в результате катастрофы вертолета президенту Эбрахиму Раиси было 63 года. Нынешнему главе правительства Масуду Пезешкиану — 70 лет. Спикеру Меджлиса Мохаммаду-Багеру Галибафу — 63 года. Эти люди не были основными творцами революции, но застали то время и были активными участниками тех событий в молодом возрасте.

Если войны не случится, то, по аналогии с прошлой сменой духовного лидера в 1989 году, судьбу власти должна решить «схватка бульдогов под ковром». В прошлый раз, более 30 лет назад, ведущими политиками стали спикер Меджлиса Али Акбар Хашеми Рафсанджани (он в итоге занял место президента) и президент Ирана Али Хаменеи (он стал духовным лидером). Сейчас на роль ключевого транзитера, судя по всему, претендует сын Хаменеи Моджтаба. Он уже не в полной мере относится к «поколению революции» — в 1979 году ему было всего 10 лет. Слухи о том, что именно его готовят в преемники, ходят давно. В то же время вряд ли вопрос переходного периода можно гарантировать «завещанием» прошлого духовного лидера (не говоря уже о том, что сам Хаменеи никогда не говорил открыто, что делает ставку на сына). Главное — это тот реальный политический и административный вес, который будут иметь разные группы влияния в критический момент.

И если в 1989 году население было измотано войной и массовыми репрессиями, и транзит удалось провести относительно тихо — всё решила верхушка, — сейчас протестная активность общества высока. Также в информационную эпоху вряд ли уход Хаменеи удастся скрыть от широкой общественности, а это значит, что фракции, борющиеся за власть, могут попытаться использовать общественные настроения, чтобы склонить чашу весов в свою пользу и обрести легитимность.

Одна из проблем транзита — неясно, насколько иранцы объединены общим образом будущего. Ценностная разница может проявляться не только у разных поколений, но и у разных этнических групп, наиболее многочисленная из которых (персы) составляет лишь около 50%. Немаловажны также региональные различия, имущественное расслоение и многие другие демографические факторы. А это значит, что хотя транзит в Иране практически неизбежен, его стабильность находится под угрозой.