Она не тонет. Владислав Иноземцев о том, почему в нынешнем виде санкции не способны подорвать «путиномику»

EN

На войну денег хватает

Российская экономика, которой некоторые эксперты и политики предрекали скорый крах под гнетом западных санкций и европейских эмбарго, тем не менее прожила 1000 дней войны. С мая 2022 года МВФ и Всемирный банк пересматривали прогнозы роста ВВП России 11 раз — и всегда в сторону повышения. Кремлю удалось нарастить номинальные военные траты в 3,4 раза (если сравнивать 2024 год с 2021-м), и даже с учетом обесценивания рубля это значительный рост. В 2025 году Кремль намерен увеличить их еще почти на четверть, при этом надеясь не снизить реальные денежные доходы населения и сохраняя сбалансированный бюджет.

Насколько еще хватит российских ресурсов? Оценки экспертов разнятся: одни настаивают на скором крахе и требуют ужесточать существующие санкции и вводить новые; большинство провластных экспертов считают, что санкции не работают вообще, а экономика, пусть даже и функционирует на пределе возможного, в целом держится неплохо.

Многие считали, что сырьевая специализация российской экономики — это показатель ее неполноценности, но на это можно взглянуть иначе: самую богатую ископаемыми в мире страну сложно изолировать от глобальной экономики, нефть и другие ресурсы все равно находят своего покупателя. Казалось, что огосударствление экономики делает ее похожей на советскую с ее неэффективным Госпланом, — но на деле вышло, что скорее госкомпании подстраиваются в своем поведении под частный бизнес, а не наоборот.

Что же касается неэффективности санкций, то этому способствовали несколько факторов. Среди них — возможности диверсификации российских экспорта и импорта в направлении стран Глобального Юга, что во многом спасло Кремль, а также остановка оттока капитала из России, который был устойчивым до начала войны: экономические санкции и ограничения закрыли возможность вывоза денег гражданами и в результате серьезно укрепили путинскую финансовую базу.

При этом санкции, разумеется, частично сделали свое дело: Россия все более отстает от развитого мира технологически, закупая в Китае даже то, что производила сама, и в обозримом будущем уже не вернется к прежней степени интеграции в мировую экономику. Однако пока ограничения не обеспечили главного: они не смогли заставить власть и население осознать неизбежность экономического спада, а отдаленное будущее всех волнует мало.

Четыре кита экономической устойчивости

Как можно охарактеризовать ситуацию по состоянию на конец 2024 года?

С одной стороны, есть серьезные проблемы: власти не могут справиться с инфляцией, запущенной их собственной бюджетной политикой и огромными выплатами военным. С начала 2024 года максимальное вознаграждение за подписание контракта с Министерством обороны росло в 20 раз быстрее официальной инфляции. Ставка Банка России подавляет инвестиционную активность и фактически исключает развитие ряда отраслей (например, жилищного строительства). Ограниченность валютных поступлений при неизменности импорта вызывает рост курса доллара, что в свою очередь обернется дополнительным скачком цен. Соответственно, можно ожидать снижения темпов экономического роста в начале 2025 года — но оно может быть временным, каким было и падение в 2022-м.

С другой стороны, пока не похоже, что население России в ближайшее время столкнется с серьезными экономическими проблемами. На то есть несколько причин.

Первая касается ситуации на рынке труда. В отличие от прежних лет, сегодня страна сталкивается с дефицитом рабочей силы — и этот фактор, обусловленный массовой вербовкой в армию, эмиграцией сотен тысяч образованных и предприимчивых россиян, а также неостановимым исходом гастарбайтеров, останется константой на несколько лет. Следствием такого положения вещей стала готовность работодателей платить более высокие зарплаты (их номинальный рост в 2024 году составит не менее 17%). Для экономики в целом это плохо, так как оттягивает дополнительные ресурсы, но пока бюджет будет позволять такие расходы, значительная часть работающего населения не увидит снижения доходов. При этом число людей, живущих за чертой бедности, если считать их по довоенным критериям, до сих пор выше, чем до полномасштабного вторжения (около 18 млн), и именно по ним сильнее всего ударит инфляция (в основном это пенсионеры). Но для большинства работающих россиян страсти по сливочному маслу скоро забудутся, как и прошлогодняя паника из-за яиц, которые за последние 10 месяцев подешевели на 18,7%.

Все это кардинально отличается от больших кризисов, когда властям и бизнесу было, откровенно говоря, наплевать на трудящихся в силу избыточности трудовых ресурсов (местных, как в 1990-е годы, или завезенных, как в 2010-х). А если не будет провала в доходах, то не будет и ощущения кризиса.

Второй фактор устойчивости российской экономики во время войны — состояние бюджета. Мало кто мог предположить, что с 2021 по 2025 год его доходная часть в номинальном выражении вырастет без малого на 60% (что на 18% выше накопленной инфляции). Это обеспечивается как высокотехнологичным налоговым администрированием, так и высокой прибылью бизнеса (сальдированный финансовый результат предприятий и организаций, в 2023 году достигший рекордных значений, снижается во втором полугодии 2024-го менее чем на 10%) и ростом номинальных доходов населения.

У меня нет сомнений в том, что при инфляции порядка 10–11% и повышении налогов на 2–2,5 трлн рублей бюджет 2025 года будет не просто исполнен по доходам, но выполнен с превышением. Между тем все предшествующие кризисы в России случались исключительно в условиях серьезных бюджетных провалов, которых в ближайшее время не предвидится.

Да, известно о готовности привлекать средства в ОФЗ через эмиссию Банка России — но это решение направлено скорее на экономию бюджетных средств, чем на наращивание долга. С одной стороны, мало кто будет кредитоваться в ЦБ под ставку выше ключевой или под 21% и более, размещая в качестве залога ОФЗ, в лучшем случае приносящие 21,5–21,7% годовых. С другой стороны, доход, перечисляемый в таком случае Минфином Банку России через банки — держатели ОФЗ, вскоре в значительной мере вернется обратно, так как 75% прибыли ЦБ направляется в доход федерального бюджета.

Иначе говоря, тем, кто мечтает о крахе российской экономики, стоит начинать праздновать победу не раньше, чем через полгода после того, как Минфин провалит план по доходам.

Третье важное обстоятельство касается состояния торговых отношений с остальным миром. Россия была и остается зависимой от экспорта нефти и иного сырья, и в этой сфере заметны проблемы (например, экспорт черных металлов, который в 2021 году составил 10,6% всех поставок за рубеж, в 2024 году сократился почти на пятую часть) — но главный экспортный товар, нефть, пока продается хорошо.

Ни европейское эмбарго, ни вялотекущая борьба с «теневым флотом» и нелегальными поставками пока еще не изменили ситуацию. Напомню: Иран годами вывозит свою нефть в Китай практически исключительно как контрабанду, выдавая ее за малайзийскую.

Россия вполне может сохранять нынешние бюджетные показатели при экспортной цене в $50 за баррель — в этом случае серьезно сократятся прибыли нефтяников, но это мало повлияет на поступления в бюджет, — и тут тоже можно будет заранее увидеть, есть ли для российской экономики существенная угроза (пока я такой не вижу, но она может появиться в 2025–2026 годах).

Ответом на такое развитие событий, скорее всего, станет девальвация рубля превосходящими инфляцию темпами, что, опять же, окажется для экономики и населения проблемой, но вряд ли катастрофой. Бюджет продолжит наполняться, а Кремлю удастся сокращать реальные выплаты населению достаточно плавно, что не приведет к краху ни в экономическом, ни в социальном плане.

Четвертое и последнее обстоятельство касается роста процентной ставки и ограничений кредитования. На мой взгляд, и этот фактор будет иметь ограниченное влияние на состояние российской экономики. Большая часть ипотечных кредитов взята гражданами в 2020–2024 годах по льготным ставкам, и в ближайшие годы их субсидирование потребует от бюджета триллионов рублей, но это никак не ударит по населению. Расходы на эти цели даже в 2024 году выросли в четыре раза по сравнению с плановыми показателями.

Кредитование предприятий замедлится — но надо иметь в виду два момента. С одной стороны, значительная его часть осуществляется на нерыночных условиях. Более 3 трлн рублей кредитов выданы под льготный процент, который едва дотягивает даже до официальной инфляции. С другой стороны, суммы привлекаемых кредитов далеко не так велики, как можно подумать.

Из только что опубликованного доклада Банка России о процентных расходах компаний следует, что по итогам 2023 года таковые составили чуть более 3% от себестоимости их продукции. Конечно, во время войны сложно надеяться на то, что правительство будет поощрять инвестиции. Для властей сейчас самое важное — найти деньги для финансирования оборонки и армии, но даже в такой ситуации я не вижу оснований для серьезного спада.

Рост без развития

Теперь перейдем к перспективам. В качестве базового сценария я вижу следующее: в 2025 году российская экономика покажет официальный рост на 1,5–1,75%; зарплаты продолжат расти (на 3–4%), но реальные доходы населения практически перестанут увеличиваться. Инфляция останется высокой и вряд ли снизится по сравнению с текущим годом (хотя некоторое ее ослабление во втором полугодии возможно).

Военная промышленность продолжит увеличивать выпуск продукции, в результате чего армия не будет испытывать дефицита снарядов и ракет, о приближении которого мы все слышим с 2022 года. Бюджет будет исполнен с небольшими (плюс-минус 3–4%) отклонениями как по доходам, так и по расходам, которые мало на что повлияют. Курс доллара к концу 2025 года будет находиться в диапазоне 130–135 рублей.

Что может оказать существенное влияние на такой тренд? На мой взгляд, только изменение внешних условий.

С одной стороны, пока имеются основания предполагать, что наиболее острая фаза войны между Россией и Украиной завершится перемирием уже в первой половине года. Если это случится, то военные расходы можно будет сократить — не думаю, что больше чем на 1% ВВП (оборонке обещаны заказы на годы, и это соответствует стратегии Кремля), но все же. Настроение бизнеса это несомненно улучшит.

Кроме того, хотя я и не думаю, что мы увидим отмену санкций (даже небольшой части из них), но контроль за их соблюдением станет намного менее пристальным, что даст дополнительную возможность для маневра. В любом случае такое развитие событий никак не отрицает главную мысль нашего с Сергеем Алексашенко и Дмитрием Некрасовым доклада: российская экономика достаточно прочна, чтобы обеспечивать Путину все необходимое для войны в течение неопределенно долгого времени — или до ее завершения на удовлетворяющих Кремль условиях.

С другой стороны, конфронтация может усилиться — например, в связи с непониманием между Путиным и Трампом (или, говоря прямо, обманом первым второго в ходе переговоров). Такой сценарий меняет весь прогноз, так как он, повторю, рассчитан на инерционный вариант развития событий, основанный на ограниченной и мягкой санкционной политике (в 15-м пакете санкций, который начали разрабатывать в ЕС, также не содержится никаких радикальных предложений).

Резкий рост интенсивности войны, новая массовая мобилизация, хотя бы частичное присоединение к санкциям Китая и Индии (более чем вероятное при применении тактического ядерного оружия со стороны Москвы), закрытие морских проливов для судов с российскими грузами — все это может обрушить российскую экономику и за несколько месяцев привести к масштабному политическому кризису. Но такое развитие событий мы не рассматриваем, поскольку оно является форс-мажором и выходит за рамки разумного предвидения.

В случае если ничего из описанного не произойдет (будут лишь вестись «переговоры о переговорах», но война, хотя и с меньшей интенсивностью, продолжится), изложенный выше базовый сценарий представляется самым вероятным. При этом я должен повторить то, что уже высказывал во многих интервью. Российская экономика сейчас находится на пути в тупик. Ее курс представляет собой «рост без развития» — это некоторое увеличение валовых показателей выпуска продукции (особенно в оборонной и смежных отраслях промышленности) безо всякого ее технологического совершенствования.

«Рост без развития» предполагает ухудшение качества любых товаров; рост зависимости от импорта потребительских благ даже средней технологической сложности; сознательную замену (или подмену) более качественных товаров на менее качественные (например, в продовольственной сфере); переход на устаревшие производственные стандарты в промышленности. Все это будет дополняться деградацией производственных мощностей, не подлежащих замене или модернизации в условиях отсутствия связей с западными странами.

Прочнее, чем кажется

В заключение повторю самые очевидные вещи. В России частная конкурентная экономика, построенная усилиями отечественных и западных реформаторов на руинах советской. Саму попытку построить такую систему нужно оценивать как успех — но при этом с неочевидным знаком. Самым большим просчетом тех, кто оценивает нынешние события, являются не ошибки в степени просадки добычи нефти в стране и не ляпы в предсказаниях курса доллара или величины инфляции.

Главная ошибка в том, что никто не допускал, что Кремль сможет создать условия, когда при открытых границах люди будут держаться за свои активы и собственность; когда те же люди будут наниматься на братоубийственную войну за несколько десятков тысяч долларов; когда предприниматели станут главным гарантом успехов авторитарного режима. Еще в 2010 году я писал, что формирующийся режим не должен рассматриваться как реинкарнация советского.

Путин смог найти совершенно новую грань между свободой и диктатурой, и простые методы борьбы с созданной им системой обречены на провал.

Сегодня мы во многом видим подтверждения сказанному пятнадцать лет назад — но слишком поздно начинаем признавать, что чудовище, созданное как нашими доморощенными либералами и рыночниками, так и западными сочувствующими не может быть лишено власти плохо соблюдаемым торговыми эмбарго или провоцированием десятипроцентной инфляции.