«Политика невмешательства Трампа — это ошибка». Нейт Вэнс, брат вице-президента США, об отношениях с ним и о своем участии в войне в Украине

«В военном плане Россия застряла в 1980-х»

Когда я уезжал из Украины в этом году, было уже хорошо заметно, что боеспособность России снижается. Например, тяжелая техника стала использоваться ощутимо реже. Угроза все еще есть, но уже не такого масштаба, как в 2022 году. Они просто не в состоянии проводить в Европе крупные бронетанковые наступления. А это плохо для России, потому что вся структура их армии изначально строилась под это.

<Подробнее о том, как Вэнс воевал в Украине, читайте здесь>

Тактически Россия застряла в 1980-х. После распада Советского Союза они так и не продвинулись вперед с точки зрения военной доктрины — в том, как именно собираются вести войну. И это было видно с самого начала нынешнего конфликта. Все выглядело как вторжение по образцу 1980-х. Но технологии не стоят на месте. Если ты используешь устаревшую тактику — масштабное наступление бронетанковой техникой, — это работает, только если противник не знает о твоих планах. Но сейчас, с развитием технологий наблюдения и вооружений, когда бронетехнику можно атаковать с относительно безопасного расстояния, это не работает. Если ты сосредоточил всю технику в одной точке, ее слишком легко уничтожить.

Был период в 2022 году, когда россияне провели крупное наступление, у них значительно растянулись линии снабжения и украинцы этим воспользовались — нанесли мощный удар именно в тот момент, когда российские возможности наблюдения и разведки были слишком размазаны, чтобы отслеживать все действия противника. Но потом, когда линия фронта стабилизировалась, наступил момент, когда взять даже небольшой участок земли стало слишком затратно — в плане и техники, и людей. Думаю, сейчас мы в тупике. Сторонам остается ждать, кто первым останется без денег, людей или техники.

В 2022 году у Украины почти не было возможности противостоять российским БПЛА, но теперь они нашли способ с ними бороться. Не уверен, что в достаточном масштабе, но сбивать дроны они определенно умеют. Проблема начинается с «Мавиками». Чем их сбивать? Какое соотношение затрат: ты тратишь, скажем, $50 тысяч на то, чтобы сбить дрон за $3 тысячи? Россия готова играть в эту игру сколько угодно, истощая противника финансово. Да, возможности Украины выросли. Но и использование БПЛА со стороны России тоже стало гораздо активнее. Это непрерывная гонка вооружений. Украинцы придумывают что-то — в области РЭБ, например, — но потом под это подстраивается и противник.

Я не экономист, но точно знаю: войны стоят дорого. А у России и Путина, по сути, единственный источник дохода — нефть. Украинцы все делают правильно, атакуя НПЗ. Это похоже на действия союзников во время Второй мировой: бомбардировками они уничтожили промышленность Германии, лишив ее возможности финансировать армию. Думаю, украинцам нужно продолжать наносить как можно больший урон российской нефтяной отрасли. В какой-то момент России просто станет экономически невыгодно продолжать войну.

Я работаю в нефтяной отрасли и понимаю, как она устроена. Если их точка безубыточности — $70, это значит, что им приходится добывать и продавать нефть фактически себе в убыток. А это их истощит.

«Если бы США включились в войну, была бы кровавая баня»

Я часто думаю, что в какой-то момент НАТО придется вмешаться в войну. И я думаю, если бы сейчас это произошло — по-настоящему, всерьез, — для России все обернулось бы ужасно, это была бы, черт возьми, кровавая баня. Хотя многое зависит от политического контекста. Формально мы «проигрывали» войны, но не в военном смысле — нас не вытесняли силой, это было наше политическое решение уйти. Мы проигрывали, потому что политики теряли волю продолжать войну или втягиваться в нее всерьез. Но если взять пример Второй мировой — когда стоит цель добиться безоговорочной капитуляции противника и мы бросаем на врага все, что у нас есть (неядерное), — для России это было бы ужасно. Главное наше преимущество — авиация. У нас попросту больше техники. В конце концов, мы тратим на оборону $850 млрд в год.

Как бы выглядела атака? Мы не просто летим куда-то и что-то бомбим. Весь процесс разбит на несколько этапов с разными задачами. Сначала нужно нейтрализовать радары противника. Для этого существуют противорадиолокационные ракеты — например, Harm, которые США передали Украине и которые показали себя более чем эффективными. Но у Киева устаревшие модели, а у нас на вооружении куда более продвинутые. С технологиями, которые есть у НАТО, даже не нужно знать координаты целей. Достаточно установить ракеты на стелс-истребитель наподобие F-35, и система обнаружит цель автоматически. Дальше достаточно просто выпустить ракету.

После уничтожения радаров можно использовать самолеты без стелс-технологий — их все равно не смогут сбить. Необязательно даже использовать технику НАТО. Самолет может просто кружить над территорией противника и атаковать, как только засечет движение. Причем бить можно с большой высоты, вне досягаемости ракет ПВО.

Таким образом мы устанавливаем господство в воздухе. На этом этапе можно делать что угодно. Например, пехотинцы могут обнаружить вражеский отряд на земле, связаться с пилотом и указать ему, куда бить. И в какой-то момент на голову врагу упадет бомба. Можно продолжать дальше.

Такая схема атаки парализует логистику противника. Он не сможет ни перемещаться, ни оставаться на месте. То есть воздушные силы — наше главное преимущество.

Американская армия очень организована. У нас четкие операционные процедуры. Все знают свои задачи. Связь между подразделениями — по регламенту. Если бы армия США присоединилась к войне с Россией прямо сейчас, все эти процессы уже работали бы. Единственный вопрос — сколько времени потребовалось бы, чтобы перебросить технику и людей. Это и есть главное ограничение. Как правило, это занимает около шести месяцев.

«Политика невмешательства Трампа была ошибкой»

Россияне играют на страхе перед ядерным конфликтом, но, я думаю, этот страх не совсем обоснован. Путин — отвратительный человек, но вряд ли он самоубийца. Они просто бросаются этим выражением — «ядерное оружие». А потом появляются всякие, как тот идиот, который раньше был президентом России… Он напивается и начинает нести чушь в Twitter. А американские медиа сразу такие: «О боже, начинается третья мировая!»

В администрации Байдена были правы в одном — в том, что назвали Путина агрессором. И они были правы, выделяя военную помощь. Но передавали ее, на мой взгляд, неправильно. Если ты даешь мне ракету ATACMS с дальностью 300 км — не говори мне, что я могу атаковать, а что нет. Это глупо и играет на руку врагу. Вместо того чтобы нанести удар внезапно и добиться реального результата, мы давали ему время подготовиться. Мне кажется, что часто эта помощь использовалась, чтобы заработать политический капитал: «Смотрите, мы отправили вот это. Разве мы не молодцы, что поддерживаем Украину?»

Проблема с администрацией Трампа в том, что они придерживались политики невмешательства. Но теперь риторика начинает меняться — в сторону вовлеченности, например, как в Восточной Европе. Мне не понравилось, что для некоторых это выглядело так, словно между Трампм и Путиным возникла некая дружба.

«Я был разочарован, увидев перепалку Зеленского с моим братом»

Я был разочарован, увидев перепалку между Зеленским, Трампом и моим двоюродным братом в Овальном кабинете. Когда ты вкладываешь столько времени и усилий во что-то и видишь, как член твоей семьи по сути делает то, что тогда выглядело как конец любых дружеских отношений, это тяжело. Но теперь я могу сказать: это в прошлом.

Я несколько лет не виделся со своим двоюродным братом. Так что при встрече просто сказал: «Привет, рад тебя видеть». Это было весной. Я пришел в Белый дом — но не на совещание с вице-президентом по украинскому вопросу, конечно. Я не в том положении, чтобы диктовать Белому дому, как им вести свои дела. Это было скорее неформальное общение.

Хотя, конечно, тема Украины все же всплыла. И я уходил с чувством, что с той стороны есть понимание — что, наверное, удивило бы многих. Но опять же, я не могу вдаваться в подробности, почему я так думаю. Просто скажу, что ушел с куда бóльшим ощущением спокойствия, чем когда заходил.

​​Так что, думаю, для нынешней администрации это упущенная возможность. Потому что эти ребята — именно та Европа, какой ее хочет видеть мой двоюродный брат. Люди с крепкими семейными ценностями, которые готовы стоять за себя и не позволяют никому себя унижать, — именно такого поведения он ждет от европейцев.

«Украина становится восточноевропейским Израилем»

Украинцам, как мне кажется, стоит сосредоточиться на том, что будет после войны. Потому что в итоге все это закончится. И после им стоит использовать тот инвестиционный фонд, который договорились учредить в рамках «ресурсной сделки» с США. На мой взгляд, Украине стоит позиционировать себя как «восточноевропейский Израиль», развивая технологическую и оборонную сферу. Не обязательно строить масштабный военно-промышленный комплекс. Но если у нее будут чипы и другие технологии, ценные в военном применении, то она станет важным партнером для всех, кто хочет иметь боеспособную армию, — в первую очередь для США.

Страны НАТО могли бы помочь Украине, продолжая стабильные поставки боеприпасов. Но что могло бы принести еще бóльшую пользу — это помощь с выстраиванием организационной структуры украинской армии. Речь не о тактике. Украинцам не нужно объяснять, какая тактика работает в их стране, они это сами прекрасно знают. Но нужна помощь в развитии военных систем связи — чтобы, например, если какой-нибудь случайный солдат на передовой заметит цель, по которой стоит ударить, эта информация максимально быстро попадала туда, куда нужно. И эта помощь может дать очень серьезный положительный эффект.

Не хочу влезать в споры вокруг Илона Маска, но перестать зависеть от Starlink — это тоже важно. Когда военная связь твоей армии зависит от внешней частной компании — это довольно шаткая позиция. Частично решение этой задачи упирается в такие вещи, как микроэлектроника и прочее. Чипы есть у США, но их нельзя экспортировать. И дело не только в ограничениях на торговлю военными технологиями.

Украина находилась буквально на переднем крае бывшей советской империи. Там было полно агентов КГБ. И когда СССР развалился, многие из них никуда не уехали. Так что бывшее КГБ, сегодняшнее ФСБ — это по-прежнему серьезная проблема.

Когда европейцы говорят: «Мы не готовы принять Украину в НАТО», — многие украинцы злятся. Но надо понимать: пока в рядах украинской разведки могут оказаться агенты ФСБ, проблема в том, что в НАТО они получат доступ ко всей системе коммуникаций, обмена секретными данными и так далее. А на то, чтобы полностью избавиться от шпионов, потребуется время. Вот в чем, думаю, основная озабоченность стран альянса: они не могут себе позволить передать Киеву, условно, чертежи истребителей F-35, если те в итоге могут оказаться в Москве.

Что касается базовой подготовки солдат, в Украине нужно создать стабильную, промышленного масштаба систему тренировки пехоты. Здесь может быть очень полезен американский опыт организации «конвейера» по подготовке пехотинцев. В подразделение, где я служил в Украине, набирали ребят, которые до войны были, условно говоря, футбольными хулиганами. И они сами понимали, что нуждаются в обучении. Освоить стрельбу, медпомощь, что угодно — все это было невероятно важно для них.

Если хочешь поехать в Украину добровольцем и при этом у тебя есть какие-то навыки, лучше пойти тренировать солдат. На мой взгляд, на этом этапе войны украинцам важнее, если ты можешь подготовить сотню бойцов, чем если сам поедешь на фронт и, может быть, застрелишь одного или двух солдат противника. А если у тебя вообще нет специальных навыков или военного опыта, украинцам придется тратить на тебя свои ресурсы для обучения, которые и так уже на пределе.

Я слышал, что теперь присоединиться к украинской армии добровольцем стало сложнее. Честно говоря, я понимаю это. Нельзя просто пускать кого угодно в армию и давать им доступ к оружию. К тому же ФСБ вполне может посылать своих людей в украинскую армию. Так что действительно необходима жесткая проверка биографий, психологическое тестирование и так далее. Думаю, вполне разумно проявлять осторожность, когда речь идет о том, чтобы пускать иностранцев в страну и тем более в армию. Это вопрос национальной безопасности.

«Нельзя отправлять солдата на фронт через две недели после мобилизации»

У Украины есть проблемы с мобилизацией. И они напрямую связаны с вопросами подготовки. Призывной возраст — 25 лет. Но при желании вступить в армию можно с 18-ти. Если подготовка будет недостаточной, человек пойдет служить, пройдет какое-то базовое обучение, а потом окажется в бою и поймет, что вообще не был готов к нему.

Конечно, если он выживет, то потом расскажет об этом своим друзьям дома. Пойдут слухи. Какой-нибудь 21-летний парень, который сомневается, идти в армию или нет, наверняка подумает: «Окей, если государство не собирается как следует меня готовить, а война, может быть, закончится через девять месяцев… Зачем мне тогда идти в армию и, возможно, погибнуть, потому что меня не научили воевать?»

Но если подготовка хорошая, бойцы приходят с передовой и говорят: «Да, там жесть, но, слава богу, мы были готовы», — это совсем другой разговор. Многие задумаются, что, может быть, стоит пойти служить.

Я считаю, что украинцам стоит снизить призывной возраст. Но не для того, чтобы сразу бросать молодых ребят на передовую. Если предполагать, что в будущем может возникнуть проблема с личным составом, лучше решать ее заранее, потому что подготовка солдат требует времени. Скажем, если бы в 2023 году призывной возраст снизили до 23 лет и призывников тренировали бы до нынешнего момента, то в бой они попали бы уже в возрасте 25 лет, но со всеми необходимыми навыками.

К нам в подразделение приходили ребята, у которых было две недели подготовки или вообще никакой. И мы сами должны были их доучивать. А двух недель недостаточно, чтобы из обычного человека получился солдат. В армии США, например, прежде чем попасть в подразделение, шесть месяцев проходят подготовку. А потом само подразделение будет готовить солдата еще, возможно, год. Итого 18 месяцев.

Я понимаю, что у украинцев не так много времени и их ситуация куда сложнее. Но ведь никто не позволит боевому медику работать без должной подготовки — это может стоить жизни пациенту. Так почему мы допускаем до боевых задач необученных солдат? Это тоже будет стоить жизней. Это не гипотеза. Если человек плохо подготовлен, это точно приведет к потерям.

Есть способы организовать обучение, не перегружая систему. Есть люди, которые могут это обучение проводить. Например, ветераны, которые получили ранения и больше не могут участвовать в боевых действиях. Люди, которые не могут больше воевать, но хотят помогать, — это же идеальный ресурс. Мне кажется, этим ресурсом пока не пользуются так эффективно, как могли бы.